Страх

что из базы на двадцать километров западнее Тюленьей губы тоже пришел доклад от оперативника отдела "Т", что у его подозреваемого, тоже бывшего однокашника Миуса а теперь - замначальника штаба бригады многоцелевых атомоходов - в аттестации за первый курс написано о самоволке.

Круг сужался, но никак не мог захлестнуть петлю на нужной глотке. А может, ее и не было в тех краях?

- Виктор Иванович, вы телефоны, по которым звонил в Москву "Ка", проверили?

- Да. Один - ерунда. Это знакомая его жены. Второй - на подозрении. Квартиру кто-то снимает, но его уже дней пять на ней не видели. А что с его поездками?

- В Мурманск?

- Да.

- Выясняем. Сегодня мне должны сообщить кое-что.

- А лодка этого... "Ка" в море не выходит?

- В ближайшие три дня - нет.

- Я сейчас доложу президенту, - решился наконец-то Межинский. Никакого выхода в море не будет.

Распахнувшаяся дверь кабинета оборвала его. На пороге стоял высокий парень с испуганно-красным лицом. Люди такого роста редко так пугаются.

- Вы ко мне? - прикрыв трубку ладонью, нервно спросил Межинский.

- Так точно, товарищ генерал! - как-то яростно, раздраженно бросил от двери здоровяк.

- А вы кто?

- Я - помощник дежурного по управлению. Только что прошел сигнал о попытке захвата атомной электростанции в Полярных Зорях. Там идет бой между охраной и нападавшими.

- Наверх уже доложили?

- Так точно.

- Внутрь станции они не проникли?

- Никак нет!

- Спасибо. Идите. Я сейчас зайду к начальнику управления, - пообещал Межинский, хотя сейчас скорее нужно было бежать к президенту.

- Алло, Виктор Иванович, - глухим, закрытым ладонью ртом Тулаева напомнила трубка.

Повлажневшие пальцы Межинского скользнули с сот микрофона.

- Значит, так, - посмотрел на квадратный циферблат на

стене Межинский. От трех часов сорока семи минут стрелки

съели уже тринадцать минут. Опять тринадцать. Хреновое

число. - Значит, так... Выйдешь на лодке в море...

- Вы же сами сказали, что будет запрет на выход.

- Уже запрет не нужен, - недовольно ответил Межинский.

Говорить о нападении на АЭС даже по спутниковой связи не хотелось. Но что-то нужно же было говорить. И больше всего сейчас

Межинскому захотелось избавиться от назойливого собеседника. Избавиться дня на три.

- В общем, так. Выйдешь все-таки в море. Команду по инстанции мы дадим. Выйдешь как... как... в общем, по тому же профилю - выйдешь политработником, якобы проверяющим работу заместителя командира по воспитательной работе. Ты с ним знаком?

- Не-ет, - потрясенно ответил Тулаев.

Он докладывал лишь с одной целью: чтобы выход на стрельбу под каким-нибудь благовидным предлогом отменили. Меньше всего в жизни он хотел идти в море на черной, похожей на сгоревшую на противне сосиску, огромной подлодке. Под сердцем что-то больно заныло и медленно стало опускаться ниже, к животу. Таким маршрутом обычно разгуливал по телу Тулаева страх.

- Все. Конец связи, - начальственным тоном произнес Межинский и с облегчением положил трубку.

Хотелось опустить на ее холодный пластик лоб и уснуть. Так крепко уснуть, чтоб перестал существовать мир.

О том же самом подумал и Тулаев.

9

Черное китовье тело подлодки выталкивали из бухты два буксира. Правый оказался резвее, и командир - высокий, по-борцовски скроенный капитан первого ранга с морской фамилией Балыкин - беспрестанно одергивал его.

Тулаев, переодетый в РБ - костюм подводника-атомщика, скорее похожий на синюю больничную пижаму, чем на костюм - стоял на рубке за спиной командира и очень хотел, чтобы сюда же поднялся Дрожжин, но он почему-то упрямо не поднимался.

Истертый кожаный реглан на спине Балыкина сложился в складку-кишку. Обернувшись, он посмотрел сухими серьезными глазами на бирку "Офицер-психолог" на груди Тулаева, потом на его красные уши и посоветовал:

- Оденьте что-нибудь потеплее. Простудитесь же.

Тулаев не знал, что на самом деле Балыкин хотел сказать: "Посторонним при проходе узкости нельзя находиться на мостике", и ответил с героической интонацией:

- Ничего. Я потерплю.

- Старпом! - наклонившись над рубочным люком, прокричал вниз Балыкин.

- Я-а, та-ащ к-дир!

- Кувалду взял?

- Взял.

Из-за плеча Балыкина Тулаев посмотрел в теплое нутро лодки. Внизу, на зеленом линолеуме центрального поста стоял мужчина в пестром - желтое вперемешку с синим и красным - свитере. Его стриженая голова была сплющена у затылка, а когда он вскидывал ее, то показывались узенькие черные усики и усталые, непонятно какого цвета глаза. Казалось, что если бы глаз вообще не было бы, то Тулаев этого бы и не заметил. Лучше всего он помнил усы, а остальное вроде бы и не существовало.

На рубке стояли еще какие-то подводники. Кто в кожаном реглане, а кто и в меховом полушубке. Для семнадцати градусов тепла и яркого, по-южному яростного солнца полушубки, на взгляд Тулаева, смотрелись глупо. Но моряки их упорно не снимали.