Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

13 мая, во вторник, Йозеф Геббельс затронул этот вопрос на своем очередном утреннем пропагандистском совещании. «История знает великое множество подобных примеров, когда люди в последний момент теряли самообладание и совершали поступки, продиктованные, быть может, самыми благими намерениями, но тем не менее причиняющие вред их стране», – заявил он. Он заверил своих пропагандистов, что рано или поздно этот инцидент померкнет, вписавшись в исторический контекст – просто как единичный эпизод в долгой и славной истории Третьего рейха, «хотя в данный момент он не очень приятен, что вполне естественно. Однако нет никаких оснований полагать, что из-за этого мы должны хоть в чем-то терять энтузиазм или что мы никогда не сможем загладить этот эпизод своими дальнейшими действиями»[1114].

Но Геббельса явно смутило это происшествие. «И надо же было такому случиться именно сейчас, когда рейх вот-вот стяжает победу, – заметил он на совещании 15 мая, в четверг. – Это последнее тяжкое испытание для нашего характера и для нашей выдержки, и мы вполне готовы к такой проверке, которую устроила нам судьба». Он велел своим подручным воскресить пропагандистскую линию, которую они использовали еще до войны и которая основывалась на мифе о Гитлере как о существе мистическом: «Мы верим в пророческий дар фюрера. Мы знаем, что все события, которые представляются нам сейчас неблагоприятными, в конце концов окажутся для нас самыми удачными».

Разумеется, Геббельс знал, что скоро внимание общества переключится совсем на другое. «Пока мы проигнорируем эту историю, – распорядился он. – И потом, вскоре в военной сфере произойдет нечто такое, что позволит нам отвлечь внимание людей от проблемы Гесса, обратив его на иные вещи». Он имел в виду предстоящее вторжение Гитлера в СССР.

В официальном заявлении Германия рисовала Гесса нездоровым человеком, находящимся под влиянием «гипнотизеров и астрологов». Вскоре последовал официальный же комментарий, где Гесса называли «неисправимым идеалистом» и «нездоровым человеком». Его астролога арестовали и отправили в концлагерь.

Геринг вызвал к себе Вилли Мессершмитта и устроил ему разнос за оказание помощи Гессу. Шеф люфтваффе осведомился, как Мессершмитт вообще мог позволить Гессу, этому явному сумасшедшему, заиметь самолет. Мессершмитт лукаво парировал:

– И я должен поверить, что безумец может занимать столь высокую должность в Третьем рейхе?

Геринг со смехом ответил:

– Вы неисправимы, Мессершмитт![1115]

Между тем Черчилль в Лондоне распорядился, чтобы с Гессом обращались уважительно, но при этом осознавали, что «этот человек, подобно другим нацистским лидерам, потенциально является военным преступником и как он, так и его сообщники могут быть объявлены вне закона по окончании войны». Черчилль согласился с предложением военного министерства, чтобы Гесса временно разместили в Тауэре – до тех пор, пока ему не подыщут постоянное место проживания.

Это происшествие явно привело Рузвельта в восторг. В телеграмме от 14 мая он писал Черчиллю: «Могу издалека заверить вас, что перелет Гесса завладел воображением американцев и что интерес к этой истории следует подогревать на протяжении как можно большего количества дней или даже недель»[1116]

. В своем ответе, направленном через два дня, Черчилль передавал все, что он знает об этом эпизоде, в том числе и утверждение Гесса: хотя Гитлер стремится к заключению мирного соглашения, он не будет вести переговоры с Черчиллем. При этом у Гесса не наблюдалось «обычных признаков умопомешательства», писал Черчилль. Он предостерегал Рузвельта, чтобы тот сохранил его письмо в тайне: «Мы здесь полагаем, что на некоторое время лучше предоставить прессе заняться обсуждением этого вопроса с тем, чтобы дать немцам пищу для догадок».

В этом правительство Черчилля преуспело. Вопросов у прессы появилось множество. Одна газета пошутила: «Ваши догадки насчет Гесса ничуть не хуже моих» [обыгрывая созвучие фамилии Hess и английского слова guess – догадка][1117]. Некоторые предполагали, что Гесс на самом деле никакой не Гесс, а его тщательно подготовленный двойник. Кое-кто даже опасался, что этот человек может оказаться убийцей, чья истинная задача – подобраться к Черчиллю достаточно близко, чтобы уколоть его отравленным шипом специального кольца. Зрители одного лондонского кинотеатра разразились бурным хохотом, когда закадровый голос в кинохронике произнес: «Теперь Англию не удивит, если следующим прибудет Герман Геринг».

Все это казалось фантасмагорией. «Что за драматический эпизод во всем этом потрясающем аду!!» – писал в дневнике генерал Реймонд Ли, американский наблюдатель. Ли обнаружил, что о прибытии Гесса заговорили в клубе «Уайтс», где постоянное повторение этой фамилии создало причудливый эффект, наполнив бар, комнату отдыха и ресторан «свистящими согласными» – из-за сдвоенной «с».

«Казалось, кто-то принес сюда целую корзину змей», – заметил Ли[1118].