Вначале седьмого я велел напарнику собираться. Так или иначе, но я решил составить с Инной разговор и выяснить все, что меня интересовало и в профессиональном плане, и в личном.
Сергей сел за руль арендованного автомобиля, и мы сквозь вечерние пробки двинулись на рандеву. По дороге в газетном киоске я купил справочник телефонов предприятий Новосибирска.
– Скажи мне, – спросил Сергей, пытаясь перестроиться в другой ряд, – а если Москва откажет, что тогда? Что у нас против нее есть?
– Тогда, друг мой, мы запросим инструкции. Свое дело мы сделали, обо всем подробно доложили. Стратегическое решение пускай принимают те, у кого в руках бразды правления. Если говорить конкретно про Инну, то после смерти «Ареса» у нас на нее практически ничего нет. Слепому «Аресу» я бы пообещал, что если он расскажет всю правду, то его бесплатно прооперируют в госпитале МВД и он прозреет. Могу со стопроцентной уверенностью сказать, что он бы до последнего обличал всех сообщников. К сожалению, эту нить Погосян нам оборвал.
– Короче, фактически у нас против нее ничего нет? Вот ведь козел, мать его! – воскликнул Сергей, резко отворачивая вправо от какого-то лихача, ловко втиснувшегося перед нами в пробке. – Кто так перестраивается, урод, твою мать!
– Козел, говоришь? А что, в козле, может быть, вся суть. – Я вспомнил Веронику Павловну и ее теорию взаимосвязи прорастания рогов и щетины у мужчин. – Иногда, друг мой, нужная карта приходит в конце игры. Бывает так, что весь кон тебе не везет и есть желание сбросить карты и сказать: «Я пас!» Но потом приходит идея доиграть до конца, и оп, у тебя блестящая комбинация козырей. Дело сделано, выигрыш в кармане. Нам остается довести игру до конца и посмотреть, кто козел, а кто нет.
Сергей стал выворачивать на дорогу к дому Инны и внимания на мои рассуждения не обратил.
Настроение мое улучшилось. Я вдруг отчетливо понял взаимосвязь основных звеньев логической цепочки: веревка на шее у Фаины и теория уважаемой Вероники Павловны о козлах. В эту же цепочку органически вплетались бальные танцы, колония строгого режима и улики, которые оставил убийца. Во мне жила эта догадка, скреблась, как мышь в кладовке, но я никак не мог найти, чем убийцу можно прочно привязать к месту преступления. Понятно, что все равно догадался бы, но когда, вот в чем вопрос! Дорога ложка к обеду. Дорога вилка к ужину.
– Итак, друг мой, вечернее напутствие. Я пошел на званый ужин, результаты которого предсказать не могу, ибо наши московские боссы еще не решили, что нужнее для обороноспособности России: восемьдесят миллионов долларов США или одна женщина в тюрьме. Меня не жди, но, если я не дам о себе знать завтра к полудню, начинай поиски. Если меня обнаружат мертвым, позаботься, пожалуйста, чтобы Инна Ралифовна провела остаток жизни в местах, не столь отдаленных от южного побережья моря Лаптевых.
– Можешь остаться у нее? – спросил он, уточняя, где искать.
– Может, у нее, может, у сестры, а может, выйду через пять минут. Откуда я знаю, чем вечер кончится? Я называю тебе критическое время, после которого стоит приступать к действию. Если Инна начнет мне все рассказывать, то это долгая история. У меня к ней вопросов полным-полно, дело явно затянется за полночь. О, наша любимая стоянка! Наша самая достопримечательная в этом городе трансформаторная будка, на которой неизвестный новосибирский философ на английском языке начертал свое отношение к прохожим. Если бы я был сентиментальным человеком, то сорвал бы вон с той клумбы цветочек и со скорбным видом положил у забора на обочину: «Покойся с миром, брат наш „Арес“!» Но так как меня меньше всего на свете интересует количество цветов, которые будут на моей собственной могиле, то обойдемся без возложения траурных венков. Все, приехали! Сергей, я ушел.
Инна принимала меня в наряде, в котором, наверное, достойно встречать уважаемого гостя свободной обеспеченной женщине. Должный ювелирный набор пополнился заколками в виде дельфинов с бриллиантовыми глазами. На хозяйке было короткое темное платье с глубоким вырезом на груди. Полуобнаженные плечи и смоделированная заколками прическа подчеркивали стройную шею. Ноги обтягивали колготки, на ногах – уже виденные мной туфли. Этими своими барскими замашками она вновь поставила меня в неловкое положение: снимать обувь и обувать тапочки или проходить в квартиру в носках? В тапочках я никогда не ходил и в собственной квартире их не имел, в носках, даже совершенно новых, чувствовал бы себя, как босяк на балу у принцессы.
Она с улыбкой наблюдала, как я совершу выбор. Пришлось остановиться на комнатной обуви.
– Как дела? – Улыбку сменила показная настороженность. Инна обладала отменной выдержкой, так что скрывать свои истинные чувства и эмоции она умела. Эта смена благодушия на тревогу должна была бы показать мне, как важна ей наша встреча.