Страна Арманьяк. Корсар.

— У вас получилось, почтенные… — я вложил клинок в ножны, и передал его Луиджи. После чего опять кинул украдкой взгляд на Земфиру и ее родственников. Она сидела, держа в своих ладонях руки отца и что-то ему рассказывала. Ее брат, немного в стороне и ждал своей очереди на общение. О… подошел, лицо растроганное, плачут с отцом, уже даже не стесняясь. Нормально, ну а как себя вести, после столь долгой разлуки?..

Наговорив друг другу кучу любезностей, мы разместились за столом, воздали должное превосходному кебабу, запеченному целиком барашку, пилаву и продолжили обмен подарками. Капудан, похоже, решил меня забороть своей щедростью, или готовил почву для какого-то предложения. Но и я не сдавался. С его стороны последовал подарок в пару штук шелка и атласа, я ответил парой тюков английской шерсти, старый пират атаковал тончайшей кольчугой, тоже индийской работы, которую можно было собрать в две горсти, пришлось парировать, вручив ему арбалет-аркебуз[63] тонкой австрийской работы, взятой трофеем с посольской барки…

М-да… а я хотел его Мегги подарить…

Но наконец, поток подарков иссяк, Хасан, видимо решил, что уже достаточно дипломатических экивоков и перешел к делу, правда намекнув, что есть еще сюрприз.

Все оказалось очень банально, старому пирату нужно была большая партия железа. Откованная в полосы сталь, из города Инсбрука, славящаяся не только в Европе, но и на Востоке. Естественно, из рук в руки, нелегально, без сумасшедших пошлин, наложенных на такого рода товары. И диких накруток, ибо австрийское железо, венецианцы продавали в Леванте, воистину за бешеную цену.

Ну и помимо этого, он загорелся приобрести с пару десятков таких же фальконетов, как тот, который я ему подарил. Расплачиваться готов был пряностями. Ну а чем же еще, его бизнес.

С фальконетами как бы несложно, даже в этом сезоне, вот с железом сложнее, но прохиндей Исаак, что-нибудь придумает к следующей навигации. Пряности, это хорошо, но…

— Китайский снег, то бишь селитру. Два, три корабля, чем больше — тем лучше. Мало того, готов поставить сию негоцию на постоянную основу, организовав некое предприятие…

— Друг мой… — капудан покачал головой. — Это сложно…

— Но не невозможно… — я сдержано улыбнулся. — Для тебя, почтенный…

Обсуждение было бурным, ибо я не особо владею нюансами средневековой торговли, будь она неладна. Вот какого хрена, городить такие дикие сложности?!! Но в итоге, мы все же пришли к предварительному согласию, договорившись, продолжить завтра. А потом, я обнаружил, что возле столика появился брат Земфиры, с большой резной шкатулкой в руках. Он почтительно поклонился, испросил разрешения и заговорил, на неплохом итальянском языке.

— Почтенный эмир, я бы хотел выкупить у тебя эту девушку… — после чего положил шкатулку на столик и открыл ее крышку, продемонстрировав квадратные большие монеты. — Здесь, тысяча динаров[64].

— Она не моя пленница, Самир… — я отрицательно покачал головой.

С бесстрастным лицом парень хлопнул в ладоши и тут же два сарацина подвели плотно задрапированную в шелка, хрупкую девушку с покрытой головой. Самир еще раз поклонился:

— О благородный эмир, я догадываюсь, твое слово, решающее для Земфиры, тогда воздействуй на нее, а мы можем предложить тебе равноценную замену…

Я скосил взгляд и увидел, что Хоттабыч, с интересом слушает парня, явно одобряя его поступок. Земфира и ее отец, ничего не замечали, поглощенные разговором.

— Я уже все сказал, Самир… — я подавил начинающую зарождаться злобу и подозвал Зефиру. Сирийка немедленно подошла к столику. Следом за ней последовал ее отец. — Ответь, каково твое желание: остаться со мной или последовать с родителями. Господь свидетель тому, я поступлю, как ты скажешь.

Земфира откинула покрывало с лица, сверкнула глазами на своего брата и гордо заявила:

— Я останусь со своим господином. Таков мой ответ! И призываю Господа нашего в свидетели, он не изменится! Я все уже объяснила отцу!

— Да, так и есть… — Гассан обреченно кивнул.

— Ты слышал, Самир? — я чувствовал себя довольно неловко. Это черт знает что, семья все-таки, видно что переживают, даже страдают, а я отдаю все на откуп женщине, решение которой будет продиктовано эмоциями. И о котором, вполне возможно, она потом пожалеет.

Самир обратился к ней на незнакомом мне языке. Говорил долго, спокойно и проникновенно. Сирийка слушала, опустив голову, но потом резко вскинула руку, останавливая брата, сделала шаг к нему и сказала ему прямо в лицо:

— Он господин мне. Мне и моему телу… А ты… ты, не мил мне!..

Услышав ее, парень страшно скривился лицом, дернулся всем телом, словно в судороге, а потом зло выкрикнул:

— Так не доставайся ты никому, подлая тварь!..

С первым же его словом, моя рука схватилась за рукоятку пистоля. Скрипнул взводимый курок…

В руке Самира появился короткий кривой кинжал…

Зашипела пороховая затравка на полке…

Кинжал блеснув серебром, клюнул Земфиру в шею. Отец что-то гортанно выкрикнув, подхватил тело дочери, ставшее безвольным подобно тряпичной кукле…

Грохнул выстрел, все заволокло сизым вонючим дымом…