Страна Лимония

Со стороны второй группы прямо в борт движущейся машины воткнулся очередной выстрел «Мухи». Мгновенный взрыв. Пулемётчика — будто и не было. Поднявшиеся сзади «духи», стреляя от колена, отходят. Пять, десять шагов — и они пропадают. «Мистика!» — думает Герман. «За мной!» — орёт Крестов, вытаскивая гранату. Две коротких перебежки — и гранаты рвутся где-то глубоко в «лисьих» норах, вырытых духами на случай отступления.

Стрельба утихла. Снова воцарилась тишина. У Германа свистит в правом ухе. Где-то в центре кишлака сбрехнула собака. «Ну, сейчас тебе будет криндец», — злорадно думает Герман, не замечая, как у него сам собой выработался мужской характер.

Кишлак оцеплен. «Духи» ушли. Отряд, прижимаясь к глиняным дувалам, прочёсывает селение. У Германа под каской нестерпимо чешется макушка. Вдруг струйка холодного пота скользит по позвоночнику в штаны. «Да что это я!» — ещё сильнее сжимая автомат на спущенном с плеча ремне, думает он. Сзади, часто дыша, идёт сержант-радист. Крестов маячит далеко впереди. «Надо поспешать», — сам себе командует Герман и ускоряет шаг. Вдруг впереди из небольшого лаза под дувалом, яростно скребя лапами, выползает огромная лохматая псина с небольшими отвисшими ушами. «Каскадёр» вскидывает автомат, но тут же бросает его на ремень и вынимает дамскую «пукалку». Громадный пёс размером с половину телёнка, словно пружина, сжимается и разжимается в огромных прыжках. Щелчок — и псина, судорожно загребая лапами, зарывается в придорожную пыль. Три шага вперёд, щелчок — короткая агония, и зверь испускает дух. Герману становится жалко поверженного пса. Обходя труп, он вынимает из миниатюрного пистолета гильзы и кладёт в карман. Вдруг его осеняет разгадка таинственного запаха. Он тянется в карман, вытаскивает за скобу отстрелянные гильзы и подносит к носу. Вот оно! Вот этот запах смеси кишечного метана и жжёного пороха.

— Товарищ капитан, что с вами? — спрашивает встревоженный сержант.

— Воняю, дружок, воняю! — радостно делится сокровенным капитан.

— Есть малешко, — соглашается сержант, деликатно отходя на шаг назад.

Снова тишина и сопение. Герман отрывается вперёд, выходит на площадь, заворачивает за угол, бежит вдоль дувала. Слева через площадь видна фигура командира, который погружается в очередной лабиринт узких улиц. Выходящий сзади из-за поворота радист ни с того ни с сего передёргивает затвор автомата. Затвор резко клацает, и не успевает звонкое эхо погаснуть, как прямо в грудь Герману бьёт автоматная очередь. Пряный запах пороховых газов ударяет в нос.

Герман почти теряет сознание и сползает по глиняной стене. Сверху, тихо шурша, сыпется песок, сухая соломинка падает на плечо, переворачивается, съезжает по груди и утыкается в сталь автомата. Герман открывает глаза. «Жив!» — пульсирует в виске. «Жив!» — откликаются побелевшие пальцы, намертво перехватившие оружие.

— Товарищ капитан! Товарищ капитан! — доносится сверху.

Герман поднимает голову, но каска, упёртая в глиняную стену, съезжает ему на глаза. Качнувшись вперёд и откинув железный головной убор, он замечает склонившегося над ним солдата и бегущего командира.

— Герка, жив?! — орёт встревоженный Крестов. — Гера, прости подлеца! Нервы подвели. Герочка, прости... давай помогу... вставай уже! — поднимает офицер поверженного друга. Друг стоит на трясущихся ногах, не в силах сделать ни шага.

— Не попал! Не попал! Первый раз не попал, — радуется Крестов, тыча пальцем в дувал за спиной у воскресшего друга. — Я на звук бил, а там — ты.

Герман оборачивается. Глиняная стена, точно судебное решение, зафиксировала косой пробор автоматной очереди с шагом чуть больше человеческого плеча. Фактически Крестов не промахнулся. Трасса прошла на уровне груди Германа, но пули легли справа и слева, даже не задев его. У командира сработал инстинкт на неожиданный звук, а палец лишь надавил на спусковой крючок.

Германа, поймавшего свой счастливый случай, снова кинуло в озноб.

— Д-д-дур-рак ты, Крест, — клацая зубами, шепчет Герман. — Дурак, и не лечишься!

— Ну, дурак я, согласен, — рвёт на себе волосы командир. — Только на хрена ты затвором игрался?

— Н-н-не я, — дрожит счастливчик, — с-с-сержант во-он тот, — кивает он головой вслед уходящему от греха подальше радисту.

Дрожь проходит нескоро. К этому времени основная часть операции в целом была завершена. Солнце уже пригревало влажную землю, многочисленные арыки искрились на перекатах. Кудахтали куры, блеяли овцы, трубно мычали коровы. Отлетевшая было на четверть часа душа, словно муха, кружившая рядом, наконец слилась с телом. К Герману вернулось ощущение реальности.

Когда подкрепление афганской армии подошло в кишлак, в нём уже вовсю шли повальные обыски. Мрачные невыспавшиеся «каскадёры» сновали между зелёных мундиров союзников, загоняя их в погреба, заставляя шариться в кучах навоза и на крышах подозрительных домов. Изредка утреннюю тишину разрывали короткие очереди доблестных защитников Апрельской революции.