Страна Лимония

— Сколько уже говорить, я занят!

— Выйди, у нас предложение.

— Ну что вам? — высунул патлатую голову шифровальщик.

— Почини телевизор, мы тебя на базар свозим, — начал обольщать Герман.

— Мне нельзя. Инструкция! А ещё — выезды в город на период Съезда запрещены.

— С нами всё можно! — вступил в диалог Конюшов. — И ещё, Герка хотел тебя сфотографировать на память.

— Вы, мужики, наверное, не понимаете, — серьёзным голосом продолжил Колосков, — во всём отряде я единственное охраняемое лицо. Вы, если даже захотите Родину продать, всё равно никаких секретов не знаете, а у меня — шифры, пароли... Меня, по правде говоря, даже фотографировать нельзя. — Однако последнее утверждение он произнёс довольно неуверенно.

И всё-таки напористость двух друзей принесла плоды. Колосков вылез из своего укрытия, Герман сбегал за фотоаппаратом, а Репа принёс реквизит для съёмки. Шифровальщик был большим любителем оружия. В этом тоже не было ничего удивительного. Все в Конторе любили оружие, но не так вожделенно, как их коллеги-технари. Как правило, на соревнованиях по пулевой стрельбе в призёрах оказывались инженеры по спецаппаратуре, радисты и сотрудники наружного наблюдения. Точно так же среди оперсостава, за редким исключением, не было фанатиков рукопашного боя, чемпионов по лыжам или спринту. Многие технари пропадали в залах тяжёлой атлетики, накачивая мускулы, в то время как основной состав сидел в прокуренных кабинетах и с тёмными кругами под глазами «ваял» нескончаемые документы. Колосков, мотавший второй срок в Самархеле, хотел было нарастить себе мышечную массу, но его организм отчаянно сопротивлялся хозяину. Шифровальщик ел за двоих, висел на перекладине, тягал самодельные гири и штангу — и всё без толку. Зубоскалы из «Каскада» поговаривали, будто его пищеварительный тракт имел одну кишку, соединявшую желудок с анусом по кратчайшей траектории.

Репа, исполняя на съёмках роль статиста, периодически подносил к сценической площадке всё новый и новый реквизит: трофейное оружие, снайперские винтовки, пулемёты, пистолеты с глушителем, кривые сабли и кинжалы. Колосков снимал и надевал бронежилет и каску, обвешивал себя пулемётными лентами и гранатами. Герман терпеливо увековечивал распоясавшегося шифрика. Пределам его фантазии не было конца. У Германа уже заканчивалась плёнка, когда шифровальщик предложил сделать коллективное фото. В то время пока солдат-радист увековечивал композицию из трёх тел и горы оружия, к съёмочной площадке подошёл полковник Стрельцов.

— Мы сейчас, товарищ полковник, — крикнул лежащий за станковым гранатомётом капитан Конюшов, — сфотографируемся, и тут же починим телевизор.

Стоящие над поверженным товарищем Герман и шифрик, обвешанные железом, дружно закивали головами.

— Уже не надо... работает, — подал голос командир. — Вы бы эта... меня бы сняли? — по-детски непосредственно попросил командир.

Композиция тут же рассыпалась на составляющие и ринулась обвешивать боевыми цацками старого партизана.

— Не надо... — скромно попросил он. — Мне бы только «снайперку», я же в сорок третьем тоже «ворошиловским стрелком» был...

Герман, припав к аппарату, тщательно выверял кадр, в котором расплывшийся в доброй улыбке старик в позе незабвенной «Женщины с веслом» таращился в объектив, опираясь на длинную винтовку Драгунова.

— Всё, пошли на открытие Съезда, — мягко предложил командир, — десять минут осталось. Мне ещё вступительное слово надо сказать.

— А кто телевизор починил? — полюбопытствовал Репа.

— Капитан Белоусов.

— Но он же вообще филолог!

— Вот он и ударил по нему кулаком, — пояснил полковник.

Со стороны «красного уголка» послышались усиленные динамиками знакомые слова: «Внимание, внимание! Говорит и показывает Москва!..»

XXVI съезд КПСС

Опоздавшие занимали места по краям дощатых скамеек, принесённых из кухни. Посередине сидели солдаты, устремившие свои взгляды на подслеповатый кинескоп старого телевизора. Стрельцов со своей вступительной речью опоздал. Телевизионные камеры были направлены в зал Кремлёвского Дворца. Железные репродукторы воспроизводили монотонный гул многотысячного зала, выделяя исторические кашли, шарканье ног, скрип кресел и отдельные реплики делегатов. Наступила торжественная минута. В зал входят члены Президиума, а также руководители зарубежных делегаций. Участники съезда встречают членов Президиума бурными аплодисментами, которые в исполнении громкоговорителей переходят в оглушительный треск. Герман морщится, но присоединяется к форуму и жидко хлопает в ладоши. Его инициативу подхватывают ещё с десяток неуравновешенных солдат и Виктор Колонок. Делегаты, продолжая аплодисменты, встают. Вместе с ними встаёт и Герман. По рядам каскадовцев прокатывается шумок. Вслед за Германом встают Стрельцов, потом Гаджиев, и, наконец, весь «красный уголок» встречает бурными аплодисментами далёкий съезд КПСС. Кто-то больно тыкает Германа в бок. «Красный уголок» опускается на скамьи в ожидании выступления советского лидера.