Страна утраченной эмпатии. Как советское прошлое влияет на российское настоящее

Интересно, что не только у рядовых обывателей, но и у «продвинутых», и даже у их вождей из числа «идейных националистов» представления о диаспоре довольно размытые. Мало кто представляет себе, как эта организация (организации) функционирует (-ют), кто там у них главный, есть ли у них штаб-квартира, каким образом принимаются решения и т. д. По сути, националистам о диаспорах известно лишь то, что диаспоры есть, — и этого знания достаточно. Лишняя таинственность и недосказанность здесь только создают дополнительный ореол страха — поскольку все не до конца понятное пугает.

В любом случае и самому простому обывателю понятно, что таинственные диаспоры могут «скинуться» и решить для своих нацменов любые проблемы. В сознании «постсовка» диаспора, в зависимости от ситуации, может выступить как Бизнесменом, так и Чиновником — то есть либо подкупить властей предержащих, либо решить все свои проблемы через «своих людей» во властных структурах.

В представлении наших обывателей о «всемогущих диаспорах» как нигде видна невротическая составляющая. Дело в том, что постсоветский обыватель в социуме не просто одинок — он чувствует себя брошенным.

И это не универсальное, неоднократно описанное выдающимися философами Запада «экзистенциальное одиночество», присущее человеку во все времена и во всех странах. Мы здесь говорим об одиночестве социальном или даже, точнее сказать, политическом. Обыватель «постсовка» предоставлен самому себе: местное самоуправление в российской структуре власти является фикцией, политическая активность, не связанная с обслуживанием местных органов власти, придушена по максимуму, всякого рода самодеятельные общественные организации, клубы по интересам, советы жильцов, советы родителей и т. д. — находятся в зачаточном или уже сразу в предсмертном состоянии.

А самое главное — полностью, напрочь и навсегда советской властью у обывателей отбита тяга к любого рода силовым объединениям между собой. Таким образом, ни объединяться между собой, ни влиять на силовые органы власти обыватель неспособен, да и не имеет возможности. он одинок.

Любопытно, каким образом в головах у российских обывателей эта беззащитность, неспособность совместно отстаивать свои интересы компенсируются на рациональном уровне. Часто такого рода неспособность обозначается как признак цивилизованности. Нацмены, мол, образуют диаспоры, потому что они «дикари». А вот, скажем, татары, по мнению обывателей, являются цивилизованным народом: они диаспор не образуют, и соответственно обыватели их не боятся. «И мы, русские, тоже не образуем диаспор, потому что мы — цивилизованные, мы — европейцы!» — подобные мнения тоже часто приходится слышать.

Отсюда и так же очень часто встречающееся чувство в отношении представителей нацменьшинств — обида. «Зачем они образуют диаспоры?! Это нечестно!» На форумах националистов в связи с этим нередко звучит и «крик души» — что диаспоры надо запретить. Законодательно.

Очевидно, что в основе этого страха № 3, страха перед нацменами и их диаспорами, — собственное сильнейшим образом фрустрированное[13] и оттого вытесненное желание обывателя: быть под защитой какой-то сильной и доброй к нему общности.

Что же предлагают в связи со всем этим обывателю националисты? Какой именно «товар» он у них покупает?

Этот товар, как и в двух предыдущих случаях, из того же разряда «ложных защит». Предлагается не повысить уровень защищенности обывателя, а просто сначала ограничить, а затем и просто убрать, элиминировать[14]

«раздражающий фактор». Как либералы предлагают ограничить всевластие чиновников, коммунисты — «загнобить» и придушить бизнесменов, так и националисты — всего лишь обещают ограничить для нацменов и мигрантов возможности въезда в страну, передвижения по стране, а в перспективе — и вовсе запретить им появляться в ее пределах.

В идеале «русских националистов» возникает «Русская республика» — полностью однородная в национальном отношении страна, где нет ни нацменов, ни мигрантов, а все жители в равной степени абсолютно одиноки, беззащитны и беспомощны перед Властью (очевидно — властью русских националистов). И эта однородность оставшихся в стране «русских» каким-то образом утешает.

Заключение

Все три описанных дискурса объединяет общий недостаток: они так же невротичны, как и тот обыватель, которого они обслуживают. Сказанное, конечно, не означает лживости этих дискурсов. Наоборот, основа их силы и влияния на умы как раз и заключается в том, что они базируются — каждый — на своей, определенной правде.