Итак, мы вкратце, пусть и очень поверхностно, рассмотрели основные сугубо воинские (хотя, как мог убедиться читатель, они зачастую мало отличаются от ценностей «общечеловеческих») ценности, являющиеся составляющими самурайского идеала. Но самурай не мог приблизиться к этому самому идеалу без еще одной «комплексной» добродетели – мудрости, учености и хороших манер. Именно эта составляющая самурайского идеала несколько «сглаживает» в глазах многих любителей японской старины подчас невероятную суровость и даже жестокость средневековых японских реалий. Но вот с этой-то добродетелью как раз все совсем непросто. С одной стороны, общим местом работ на данную тему являются рассуждения об умении самураев чувствовать и создавать прекрасное, склонности к искусству и наукам, но столь же часто можно услышать фразы вроде «это были в массе своей грубые воины, выполнявшие кровавую грязную работу и не думавшие ни о чем другом». С первой частью этого утверждения спорить бессмысленно – фактов за и против более чем достаточно. А вот вопрос, всегда ли самурайский идеал включал в себя некий японский аналог европейской куртуазии и интерес к невоенным сферам человеческого бытия, мы попробуем рассмотреть, ибо он по-своему загадочен. Проще всего вслед за многими западными исследователями (например, Уинстоном Кингом) заявить, что ранние самураи (до эпохи дзэн) не придавали какого-либо существенного значения невоенной деятельности (в том числе интеллектуальной и в сфере искусства). В противовес мы выдвинем собственную версию, ставящую во главу угла… географический фактор. Ведь уже «Повесть о доме Тайра» рисует совершенно иной идеал самураев из обреченного на поражение клана Тайра, связанного прежде всего со столичным регионом (а именно Киото был главным и по сути единственным культурным центром страны эпохи Хэйан, предшествовавшей «веку самураев») и западными, подверженными китайским и корейским влияниям, провинциями. Конечно, среди этих образов есть и свирепые, и доблестные воины, как, например, Тайра Томомори, но уж очень много встречается гармоничных и едва ли не чересчур утонченных, даже по стандартам гораздо более поздних времен, личностей, таких как юный любитель пения и игры на флейте Тайра Ацумори (о его грустной участи мы еще вспомним на страницах этой книги), одаренные поэты Тайра Таданори и Тайра Цунэмаса. Напротив, воины восточных провинций, сторонники Минамото, описываются эпосом как страшные вояки без культурных интересов (исключение – Ёсицунэ, но ведь он воспитывался вдали от семьи, в монастыре, и получил несколько нетипичное для самурая из провинции образование). В дальнейшем в эпоху Ходзё и особенно Асикага (перенесших резиденцию сёгуна в старую столицу Киото) дзэнские по сути искусство рисунка тушью, каллиграфии, а со временем и чайной церемонии дополнили более давние искусства, считавшиеся не зазорными для придворных самураев столицы, – умение игры на флейте