Страницы моей жизни

Повезло мне в Степной думе еще в одном отношении. Я там познакомился с двумя крещеными бурятами, которые вели уже оседлую жизнь, но которые отлично знали нравы и обычаи своих соплеменников – ламаитов. Несколько бесед с ними меня обогатили разнообразными сведениями о бурятской жизни. Эти крещеные буряты назвали мне также нескольких очень толковых бурят, которые, по их мнению, могут мне сообщить очень много интересного как о бурятской старине, так и об их современном положении.

Всё это: и работа в архиве, и беседа с моими новыми знакомыми, дало мне возможность составить подробный опросной лист, который лег в основание всех моих дальнейших анкет. Таким образом, покидая Степную думу, я себя чувствовал достаточно подготовленным для систематической исследовательской работы.

Баргойская степь своим видом совершенно не похожа на наши южные степи, гладкие, как скатерть, и поросшие высокой травой. Представьте себе бурно волнующееся море. Его огромные волны поднимаются ввысь на много сажень, они катятся одна за другой со страшным грохотом, на ваших глазах вырастают водяные холмы и между ними образуются глубокие низменности и пропасти. И внезапно эта бушующая стихия, как бы по мановению волшебного жезла, затвердела и застыла в том виде, какой она имела за миг до своей метаморфозы. Вот так именно выглядела Баргойская степь!

Перед вами бесчисленные ряды невысоких гор и холмов, образующих гряды самой причудливой формы, и среди этих гор и холмов прячутся долины и пади самых разнообразных очертаний и размеров. По этим падям раскинулись бурятские юрты, большей частью скрытые от глаз путешественника. Но вот вы поднялись на вершину холма, и перед вами, далеко внизу, внезапно вырастает несколько юрт; вы видите людей, пасущих стада, кипение жизни в местности, которая несколько минут назад казалась совершенно необитаемой.

Почва степи песчано-каменистая, и дороги там едва заметны. Они узкой, едва видной лентой то взбегают на гору, то спускаются круто в низины. Ездить по этим дорогам в русской телеге весьма малое удовольствие, но сидейка точно специально для них создана.

Найти чью-либо юрту в Баргойской степи было необыкновенно трудно, так как холмы и долины весьма походили друг на друга, и если бы Очиру не помогал его инстинкт кочевника, мы бы блуждали целыми днями по степи, прежде чем нашли бы того бурята, которого мы искали.

Нам нужно было разыскать одного очень сведущего бурята, жившего верстах в 35 от Степной думы, и мы потратили на поиски его почти целый день. Сколько холмов мы перевалили и сколько падей мы пересекли! Я окунулся в совершенно новый мир. Всюду, во всех направлениях, перед нами расстилался чудный травяной ковер, ласкавший взор своей свежестью. Я был поражен тем, что на песчано-каменистой почве могла вырасти такая сочная, густая трава! Временами, когда мы спускались в долины, мы неожиданно натыкались на большие стада овец, рогатого скота или лошадей, живых свидетелей того, что казавшаяся необитаемой степь населена и что благополучие ее жителей всегда зависит от нее, от ее щедрот и ее даров.

Но самое сильное впечатление на меня произвела царившая в степи тишина. Бывало, на много вёрст кругом не видишь ни одного живого существа, не слышишь ни одного звука, кроме топота нашей лошади и стука колёс.

– Скажите, – обратился я к Очиру, – неужели эта маленькая, низкая травка достаточно питательна, чтобы здешний скот был ею сыт?

– О, да! – ответил мне Очир. – Здешняя трава, если только дожди выпадают вовремя и в необходимом количестве, отличается очень высокими качествами. Вы должны знать, что именно благодаря этим качествам баргойских пастбищ здешний скот считается чуть ли не лучшим во всем Забайкалье.

Замечательно, что в Баргойской степи не было ни рек, ни ручейков. Местные буряты вынуждены копать колодцы, чтобы иметь достаточно воды для своих стад и для собственных надобностей. Лесу по близости тоже не было, юрты зимою отапливались кизяком. На кизяке также готовилась пища.

Добравшись после довольно утомительного переезда до юрты рекомендованного мне почетного бурята, я был немало разочарован, когда его не оказалось дома. Но жена его нас утешила, сообщив, что муж ее обязательно вернется к вечеру домой.

Покуда она нас ввела в юрту и, усадив на почетное место, тотчас же нас угостила горячим кирпичным чаем с молоком.

Хозяйка держала себя очень просто и естественно, но вместе с тем с достоинством. По-видимому, проезд русского был для нее обычным явлением.

Вскоре между ней и Очиром завязался очень оживленный разговор. Я тогда еще плохо знал бурятский язык, всё же я понял, что речь шла обо мне. Она засыпала Очира вопросами: кто я? откуда я? с какой целью я приехал к ним? и т. д. Очир с большой охотой отвечал ей. Он ей сообщил, что я очень «большой ученый» и интересуюсь тем, как живут буряты, какие у них старинные обычаи и нравы, чем они занимались раньше и чем занимаются теперь и т. д. Беседа велась в таком благожелательном тоне, что стало понятно – они старые знакомые.