Странная неожиданность

– Подлая Василиса сразу умелась. Это я, Володь, ножик выдернул, думал так лучше будет. А потом сознание потерял.

– Ну с тебя какой спрос, ты же не врач из 21 века.

– Надо было тебе, Вов, у кого-нибудь другого кровь взять, сейчас бы хоть ты в полной силе красовался. А ты – и голова, и душа похода.

– Так бы и сделал, да побоялся тебя добить.

– Как так? Почему?

Я взялся объяснять про группы крови. До резус-фактора дойти не удалось.

– Хватит, хватит. Кончай свою заумь нести – сил нету слушать. Скажи лучше, а почему ты своей крови залить не побоялся? Чем она краше?

– Мою кому угодно перелить можно, реакции не будет.

– Это колдовство такое?

– Это задано, как цвет глаз.

Боярин замолчал. Посопел.

– Выходит, ты мне жизнь спас? – спросил каким-то перехваченным, необычным голосом.

– Выходит, – развел руками я.

– Это из-за похода?

– Не поход нас вместе свел, а ранение князя. А потом мы везде вместе были, от тебя я только добро видел и давно понял, что лучше тебя у меня друга нет. Ты мне Вечерку вместе с землями и лесопилками устроил, боярином Мишиничем меня сделал, лучших коней на всю ватагу из жадного князя выбил, одел как знатного человека, дал силу невиданную и реакцию сверхбыструю, собаке ума долил. Обычно я всем в этой жизни помогаю, а чтобы кто-то мне столько раз и совершенно бескорыстно помог, кроме отца и матери, не видал. Так себя ведут только очень близкие кровные родственники. Я бы и совсем чужому крови дал, я лекарь с божьей помощью, что в той жизни, что в этой, но не больше, чем пол литра – своя жизнь дороже. А тут лил, пока голова не поехала. Теперь мы точно братья, биться друг за друга будем насмерть.

– Обнял бы тебя, брат, да подняться сил нету, – просипел Богуслав.

Я, покачиваясь, встал, кое-как сделал пару шагов и обнял лучшего друга и побратима. Вернулся и опять упал к себе. Полежали молча.

– На склоне лет своих нашел я тебя, братишечка. Всю жизнь, как одинокий волк брожу, бабы не в счет, – взглянул на меня увлажнившимися глазами Слава.

Я смолчал. Сам тоже на исходе дня, большую жизнь, считай, так же одиноко прожил. Женщины менялись, а одиночество со мной не расставалось. А теперь комок стоит в горле – обрел старшего брата, о котором мечтал с детства.

Минут через пять Богуслав поинтересовался нашим состоянием дел.

– И когда мы теперь выйдем?

– Не могу сказать. Даже на приведение меня в норму дня три надобно, а лучше пять. О тебе вообще молчу.

– Да я могу!

– Поднять ногу. И отличиться по-собачьи. А ехать еще рановато.

– Ты вон Мстислава как быстро на ноги поставил, а он весь разодранный был!

– У него даже кишки целы были. Опасность больше от заразы всякой была, что в рану попала. Кишки промыли, рану зашили, нечисть волховской силой прибили. А у тебя мышца сердца проколота с двумя оболочками, и пока их не зарастим, о походе можно и не мечтать – риск больно велик.

– С тобой не поспоришь, ты лекарь видный. Выходит, тут будем торчать до морковкина заговенья?

– За морковку не ведаю, но поторчать придется.

– А если нас лежа с тобой повезти?

– На телеге, боюсь, растрясет твое сердчишко.

– Тебя на телеге, а меня на носилках.

Я поразмыслил, опираясь на богатый скоропомощный опыт.

– Народу маловато. Для переноски больного с таким как у тебя весом, на дальнее расстояние на носилках, надо самое меньшее троих человек – в головах гораздо тяжелее чем в ногах, туда двоих придется ставить. А у нас ни протоиерей, ни Наина на это дело не годятся. Если только вперед Емельку поставить, а сзади остальных менять, получится неплохо, но медленно, и мужиков сильно умаем. Далеко отсюда до Киева?

– Пятьсот верст.

– Далековато. Дней семь бы в полной силе добирались, а так будем брести не знаю сколько.

– Народ мучить не будем.

– А как же?

– Между коней меня привяжем.

– Это еще как?

– От головы одной лошади до хвоста идущей сзади привяжем по длинной лесине слева и справа. А между конями подцепим носилки со мной. Каждая лошадка понесет половину моего веса. По два пуда их не отяготит. Периодически коняшек будем менять.

Задумано, вроде, было и неплохо, но я о таком даже в учебниках не читал.

– А сам ты видел что-нибудь подобное?

– После каждой битвы так раненых дружинников везли, испытанное дело. А ты себе телегу помягче закажи, ты же в них горазд, знаешь, как надо мастерить. За цену не ведись, денег, если что, у твоего тезки Мономаха добудем – после Киева нам Переславль, где он сейчас княжит, по ходу будет. А в силу войдешь, груз на коляску с Зорьки свалим.

Однако, подумал я, главная голова у похода больше не моя. Есть другая – и поумней, и поопытней… Под эти мысли позаращивал еще рану, дернули еще по сто грамм полезнейшего церковного красного винишка, заели только что изготовившейся говяжьей печенкой.

– Богуслав, давай-ка ты теперь у нас атаманом будешь, – предложил я другу. – Ты все-таки опытней меня гораздо в этих походных делах, сколько лет дружины, как воевода водил.