Странная неожиданность

– Пусть ничего не боится. Никуда докладывать не буду. Сам погляжу и оценю – за нас он идет биться, или его нечисть какая к нам поближе подталкивает. Узнаю точно, приму решение. И не спорь! – оборвал меня, начавшего было рот раскрывать, святой отец.

– Вон он, на нас смотрит, – кивнул я на Олега.

– Подожди меня, – скомандовал Николай, и ушел исследовать вервольфа.

Там у них начались задушевные беседы, вроде: а ты не враг нам? Поговорили минуты три, потом Олег вытащил из-за ворота рубахи православный крестик и поцеловал его. Протоиерей перекрестил конюха и вернулся ко мне.

– Наш человек. Ему можно верить.

Так что сегодня Вихрь не умаивался совершенно. Большую часть времени он скакал порожняком, а волк в трусах большими скачками несся рядом. Оборотень в таком виде тоже не уставал.

Наина была мелковата ростом и очень худа – одним словом пигалица. Неутомимая Зарница несла ее так легко, что казалось: без всадника лошадка бежит.

Проблема возникала с Николаем. Протоиерей считал, что каждый – человек или кобыла, должен честно нести крест свой. Положено нести всадника – неси. Господь терпел – и нам велел. Священнослужитель саму идею бега возле лошади не воспринимал.

Был он достаточно широк в кости, повыше меня ростом, да и жирок уже образовался. Спокойная жизнь, достаточное, а если нет поста, очень хорошее питание, незначительная физическая нагрузка ощутимо наложили свой отпечаток. Сильно толстым Николай не был, но сразу было видно – достойный, очень достойный пастырь человеческих душ! В общем, против легкокостной Наины, поп весил вдвое. Когда он с некоторым трудом вскарабкивался на Зорьку, кобыла зримо проседала. Он не в весе пера, она не тяжеловоз. И нести тушу святого отца целый день, в довольно-таки быстром темпе, без остановок и передыхов, моей любимице было явно невмоготу.

На Викинга, идущего подо мной, пересаживать священнослужителя было просто опасно: буланый конь был молод, игрив. Укороченный черный хвост торчал вверх весело и задорно, жеребец им махал не хуже иного пса. Коняга был очень хорош, на следующий год князь Мстислав планировал взять его под себя, но пока всадник лошади требовался поопытней, чем садящийся раз в год на смирную церковную кобылку Николай – такого жеребец может и скинуть, и лягнуть копытом. Один день обошлось, ехали мало, возились с переправой, а вот дальше…

Довел вчера эту проблему до Богуслава.

– Я ж тебе говорил, от попа одни убытки будут! – этим завершил свою пламенную речь.

– Большой волхв Добрыня велел его взять, – отговорился боярин-дворецкий. – Я не настаивал.

– Надо было для этого церковного здоровяка хоть вторую лошадь взять, на смену Зорьке.

– Увидим – возьмем. А пока есть у меня испытанное средство.

Потом Богуслав поил Зорьку какой-то свежезаваренной травкой. Я не фитотерапевт, поэтому вникать даже не стал. Это боярин любитель всяких аконитов да мелис. Хлебом не корми, дай только этому травнику неведомого любистока кому-нибудь присунуть!

Перед тем, как уснуть, Богуслав заметил, натягивая епанчу на плечо:

– Самая старая из всех наших лошадей эта кобылка. Ты ее где взял-то?

– Да Зорьке всего пять лет! – запротестовал я. – Мне ее князь Давид подарил.

– Лошадка породистая, отличных кровей, но с возрастом тебя обманули. Лет двадцать уже прожила, убегалась. Мы таких обычно отсеиваем, убираем из конюшни, часто дарим кому-нибудь.

Добрый поступок прежнего военного руководителя Новгорода прояснился – заслуженную кобылу просто сбыли с рук. То-то она, в основном, телеги уже только возила…

– А сколько вообще живут лошади? – спросил я бывшего боярина-конюшего.

– Лет 25-30, какие как.

– А Вихрь сколько прожил?

– Он помоложе будет, ему лет десять всего. Такие еще служат, их обычно дружинникам отдают. А лошади есть и долгожители – по 45 лет при хорошем уходе живут.

– И долго ты сможешь поить Зорьку этим своим снадобьем?

– Больше двух дней нежелательно – болеть будет. Искать надо священнику второго скакуна. Но гнедая масть самая выносливая из всех и самая послушная, болезням подвержена меньше других. Может и три-четыре денька потерпит.

– А почему мне Вихря подарили?

– Да белая масть, это либо вылинявшая серая, либо изначально такая. Светло-серые – они обычные кони, как все. А твой Вихрь, похоже, уродился таким. Эти лошади очень нежные, нервные, болеют часто. Потомство от них редко бывает. Да и жеребята чуть не половина мрут. Мы таких на нашей конюшне и не держим.

– А Зарница?

– Она ахалтекинка. У них этот цвет по породе идет. Они не чисто белые, а с этаким слабенько-нежным оттенком цвета топленого молока. Ничем обычно не болеют, выносливы хлеще гнедых, живут очень долго. Родятся только они очень редко. У нас, сколько уж времени ахалтекинцев держим, Зарница только третья. Если бы распространенная порода была, белые самые дорогие были бы.

И Буцефал у Александра Македонского тоже был белый, потому, наверное, и бешено дорог был… – думал я, засыпая.

Вчера кобылка пила настой крайне неохотно – часто фыркала, но пила. Зато сегодня вовсю демонстрировала триумф народной медицины в коневодстве – легко несла грузного всадника на себе.