«Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года)

По мнению комфлота, «копенгагирование»[27] германских крейсеров, пусть даже ценой потери нескольких старых линкоров, в корне решило бы проблему завоевания и удержания господства на Черном море. Однако стремление черноморского командования взять инициативу в свои руки не нашло понимания ни в столице, ни в ставке, где всеми мерами пытались оградить нейтралитет Османской империи. Жестко «одернув» А.А. Эбергарда, политическое руководство и верховное командование, по существу, добровольно отдали туркам право первого выстрела. Кстати, не только Россия, но и ее союзники весьма трепетно относились к нейтралитету Порты. Так, англичане скрыли факт гибели линкора «Одейшес» 13 (26) октября 1914 г. из опасений того, что «весть об этом германском успехе могла повлиять на Турцию о способствовать ее решению выступить на стороне Германии»

^{132}.

Важно иметь в виду, что пополнение оттоманского флота современными германскими крейсерами резко изменило соотношение сил на Черноморском театре, которое ранее характеризовалось ощутимым перевесом российского флота. «Гебен», который почти вдвое превосходил в скорости нашу наиболее боеспособную 1-ю бригаду линейных кораблей и по мощи своей артиллерии был сопоставим с «Евстафием», «Иоанном Златоустом» и «Пантелеймоном» вместе взятыми, стал важнейшим фактором обстановки на Черном море. Вместе с «Бреслау» — хотя и сравнительно слабо вооруженным, но весьма быстроходным крейсером — «Гебен» всегда имел возможность сделать ход первым и удерживать в своих руках тактическую инициативу.

^{1-я бригада линейных кораблей Черноморского флота в море}

Вообще, накануне Великой войны специалисты ведущих морских держав с редким единодушием сходились во мнении о том, что броненосцы-додредноуты изначально не имеют шансов на успех в бою с современными линкорами и линейными крейсерами — слишком разительным было преимущество последних в артиллерийской мощи, бронировании и скорости. Противоборство дредноутов с ветеранами, спроектированными и в большинстве своем построенными до русско-японской войны, зачастую уподоблялось «борьбе паровых броненосцев с парусными деревянными судами»^{133}. Первооткрыватели «дредноутной» кораблестроительной эпохи — англичане — аттестовали доцусимские броненосцы «пятиминутными кораблями» или «банками от сардин»^{134}

. А французские морские офицеры, по свидетельству Б.П. Апрелева, «просто не понимали, как с такой разношерстной эскадрой старых кораблей мы вообще могли пытаться оспаривать владение морем у «Гебена», на стороне которого была вся маневренная свобода, не говоря уже о разбросанности нашей старой артиллерии по пяти кораблям»^{135}. Дредноут стал олицетворением мощи и международного престижа государства, и даже страны, не причисленные к сонму великих морских держав и зачастую обладавшие далеко не блестящими финансовыми возможностями, настойчиво стремились обзавестись хотя бы одним-двумя линейными кораблями нового поколения^{136}.

Командующий же русским Черноморским флотом не только не располагал линкорами-дредноутами, но и не имел в своем распоряжении современных крейсеров и больших подводных лодок (первая из них — «Тюлень» — вступит в строй только в феврале 1915 г.), способных непрерывно наблюдать за устьем Босфора и своевременно выявлять факты развертывания неприятельских кораблей в Черное море. Поэтому адмирал А.А. Эбергард вынужден был прибегнуть к паллиативной мере — использовать в разведывательных целях коммерческие пароходы, совершавшие регулярные рейсы между российскими портами и Константинополем. Движение судов было организовано таким образом, чтобы ежедневно получать от их капитанов информацию об общем положении и, главным образом, военно-морских приготовлениях в Турции. Для этого был составлен специальный график переходов и инструкция, согласно которой выход парохода из Босфора разрешался только тогда, когда в пролив прибудет очередное рейсовое судно^{137}.