Странник по прозвищу Скиф

От слидера до крыльца оставалось с полсотни шагов, когда ожидавшие, словно по команде, одинаковым движением вытянули вперед правые руки. Казалось, перед капотом «Фореста» лопнул гигантский незримый пузырь; налетел вихрь, ударил в сосновые кроны над головой куратора, словно лезвием ятагана ссек ветки да хвою. Был он невидимым и ледяным, и только по волне холода, окатившей плечи и спину, да вдруг навалившейся тяжести Сарагоса смог ощутить присутствие чего-то материального, вещественного и смертельно опасного. Он вскинул автомат, пытаясь словить на мушку одну из застывших темных фигур и понимая уже, что операция пошла ко всем чертям. Не будет ни прикрытия, ни разговоров… Только огромная бритва из льда, что сейчас пройдется по опушке, скашивая кусты, деревья да затаившихся под ненадежным прикрытием людей…

«Слидер! — мелькнуло у него в голове. — Что с парнями в слидере?»

С машиной творилось что-то невообразимое. Призрачный вихрь подбросил ее метров на пятнадцать, потом она стала разваливаться прямо в воздухе: с пронзительным скрипом отлетели колеса и оси; вздыбилась крыша, словно взрезанная чудовищным консервным ножом; крыльями серого мотыля колыхнулись и опали дверцы; рама с сиденьями и двигателем, как бы получив страшный удар снизу, скривилась спиной дромадера. Трех пассажиров вышвырнуло вверх, и теперь они парили над обломками слидера, растопырив руки и ноги, будто куклы, которых кружит и треплет ураган. Оружия при них не было, и куратор по безвольным позам своих людей догадался, что в телах их нет ни единой целой косточки.

«Гравитационный удар? — подумал он. — Или что-то еще похлеще? Какие-то разрушительные лучи? Вакуумная бомба? Ну и дела! Где уж тут с автоматами да лазерами!»

Но руки, пальцы, глаза делали свое дело. Надавив на спуск, он плавно повел стволом «шершня» и рявкнул:

— Огонь! Огонь, парни!

И сразу, перекрывая вопль Сентября: «Сергей! Серж!» — ударили два автомата. Третий, как попавший в ловушку зверь, рычал и рвался из рук Сарагосы. Только что тихий, покорный, он вдруг наполнился сокрушительной дьявольской мощью, заревел, выплюнул фонтанчик блестящих гильз. Гильзы полетели вправо; их свинцовая начинка роем разъяренных пчел унеслась к холму, к бревенчатым стенам и темным фигуркам с протянутыми, будто с мольбой о подаянии, руками.

Две фигурки упали; еще двое, застыв на миг в ошеломлении, тут же опомнились, спрыгнули с крыльца, скользнули в проходы меж домом и сараями, скрылись из глаз. Сарагоса мог бы поклясться, что каждый из них нафарширован пулями, но им это словно бы и не мешало. Заметив, что упавшие еще шевелятся, он вспомнил троицу зомби, атаковавших его, и со злобой пробормотал:

— Сила и живучесть! Будет вам живучесть, гады! Пуля в лоб, и зелье ваше поганое в глотку!

Руки сами собой отщелкнули опустевший магазин, вставили полный. Он нацелился было в смутные силуэты, мелькнувшие у сарайчика, но вдруг под крыльцом, в темной щели, перечеркнутой невысокими опорами, наметилось какое-то шевеление. В следующий миг незримый ледяной вихрь хлестнул по опушке, и Сарагоса с криком «Ложись!» повалился лицом в колючую сухую хвою. Падая, он еще успел заметить, как из-под настила веранды выползают крохотные фигурки, похожие издалека на мурашей. Их было с десяток, и каждый тянулся к лесу правой рукой, словно сжимая в ладони какое-то крохотное и незаметное на расстоянии оружие.

«Прижали! — мелькнула мысль. — Прижали! Не поднимешься, не выстрелишь! Скосят своей адской бритвой, как траву!»

Видать, боевики загадочного Калиостро тоже предпочитали классические расклады: группа первого удара да группа прикрытия… «Вот только есть ли у них козырной туз в рукаве?» — лихорадочно размышлял куратор, прикрывая голову от валившихся сверху ветвей. Ощущение тяжести и ледяного холода нарастало, и он понимал, что приближается конец. Сейчас возьмут чуть ниже… или сразу накроют, или подрежут стволы… Будто подтверждая, что мысль эта недалека от истины, слева раздался грохот, и куратор, вывернув шею, увидел, как падает огромная сосна. Казалось, ствол валится прямо ему на спину, но Сарагоса не мог ни отползти, ни даже крикнуть. Мышцы вдруг одеревенели, горло свело судорогой, и рука, тянувшаяся к карману, к спрятанным там сюрпризам, остановилась на полпути.

«Снайпер, — беззвучно позвал он, — где же ты, Снайпер?»

Где-то вдалеке раздался сухой щелчок, едва различимый за грохотом падавших сосен. Первый щелчок, потом второй, третий… После третьего ледяной пресс будто бы отпустил его, и куратор, шатаясь, поднялся, тут же вскинув бинокль. Фигурки, мельтешившие перед крыльцом, разбегались: кто-то мчался к сараям, кто-то падал, кто-то полз, волоча ноги и оставляя в траве густой багровый след, кто-то уже примерился нырнуть обратно в щель под настилом. Снова сухо щелкнуло, и одна из фигур вдруг повалилась, как мишень в тире; потом раненый встал и вытянул руку к опушке — к той, откуда стреляли.