Звери, думал Скиф, с интересом поглядывая на мохнатых стражей, конечно, звери, но поумнее обезьян. Быть может, это местные приматы? Ближайшие родичи разумных в этом мире? Но каковы тогда сами разумные? На двух ногах, но с шерстью, клыками во рту, когтями и хвостами? Люди-кошки, как в «Записках о кошачьем городе» Лао Шэ? Вернее, люди-тигры и женщины-тигрицы! Что скажет Джамаль, увидев такую красотку вместо прелестной амазонки с золотыми кудрями? Придется ему не амуры крутить, а развлечься чем-нибудь другим… финансовыми махинациями, к примеру… И будет это очень обидно, потому как махинаций у него и дома выше крыши, а сюда он явился совсем с иной целью… с весьма куртуазными намерениями, можно сказать…
Тут Скиф начинал улыбаться, поглядывая на своего спутника не то чтобы насмешливо, но с добродушной иронией. Джамаль ему нравился, и с каждым днем все больше — «дневной» Джамаль, который был ему понятен, близок и вроде бы не таил никаких особых секретов, если не вспоминать о загадочной президентской охоте. С другой стороны, почему бы грузинскому князю не поохотиться с российским президентом? Ведь Джамаль, пожалуй, и в самом деле мог претендовать на княжеский титул — пусть не по наследству и не по роду своих занятий, но по широте душевной, гордости и несомненной отваге. Здесь, в дикой и безлюдной степи, он не ругался, не стонал, не жаловался на тяготы долгих переходов под палящим солнцем и совершенно не боялся огромных белых хищников. Для него эти саблезубые твари были кисками, и Джамаль, кажется, всерьез рассчитывал, что они доставят его туда, куда надо, — прямиком в жаркие объятия амазонок.
Скифу это казалось сомнительным — не в части амазонок, но их объятий. К фантазиям своим насчет женщин-тигриц он относился с юмором, как к игре воображения, могущей скрасить долгий путь; он знал, что красноглазый Доктор, в точности исполняя заказ клиента, отправил их в Мир Снов, где амазонки были. Такие, как некогда на Земле, или чуть иные, но в этом сновидении они являлись столь же непреложным и неоспоримым фактом, как разбитый волнами тримаран, чернокожий раб с цепью на поясе, рощи наркотических деревьев, море, горы, степь и саблезубые чудища, гнавшие двух пленников неведомо куда. Да, Скиф не сомневался, что где-то впереди маячит воинский стан амазонок или их город с башнями на скале и что окажутся те воительницы обычными женщинами, без шерсти, клыков, рогов и хвостов. Возможно, будут они очаровательными, восхитительными, прелестными, но вот захотят ли раскрыть объятия князю из неведомых краев и его племяннику? И сколь те объятия будут горячи?
Если верить греческим источникам, амазонки, дочери Ипполиты, были странным народом. И обычаи у них были странные и непростые: они в самом деле умели воевать и пользовались своим искусством с редкостной жестокостью, терроризируя соседей, устрашая их внезапными набегами, а то и истреблением целых племен. Жили они грабежом и к мужчинам относились как к трутням — использовали, а потом давили. Можно ли было надеяться, что в этом мире дела обстоят иначе?
В полдень третьего дня пути гигантские кошки внезапно остановились и собрались в кучу. Хвосты их, длинные и гибкие, возбужденно подрагивали, из глоток рвалось басовитое рычание, белые жабо вокруг шей распушились, словно веера из страусовых перьев. Вероятно, они чего-то ждали; потом самый крупный зверь вдруг задрал голову, и над степью понеслись громовые раскаты. Рев этот, пожалуй, был слышен за много километров: Скиф видел как вдали в паническом ужасе несутся олени, как грузные быки с потешной торопливостью освобождают путь, как разбегаются антилопы, исчезают в норках серые грызуны. Саванна испуганно притихла, замерла, будто ожидая, что за раскатами грома последует удар молнии.
— Ну и глотка! — заметил Джамаль, отдуваясь и вытирая пот со лба. — Выходит, раньше они не вопили по-настоящему, а так, мяукали.
— Кого-то зовут. — Скиф из-под ладони оглядел верхушки ближних холмов. — Может, друзей-приятелей… на тот самый пир, которого ты дожидался.
— Вах, дорогой, зачем пустое говоришь! Сам ведь не веришь, да? Если они кого и зовут, так это…
— А вот и первый гость, — перебил компаньона Скиф, вытянув руку. В широкой лощине меж двух холмов, заросших высоченной травой, показалось нечто белое, стремительное — будто теннисный шарик прыгал по зеленому полю, приближаясь с каждым скачком. Коты дружно взревели — да так, что заложило уши.
Скиф обернулся к спутнику.
— Ну, Джамаль, говорил я тебе, что зовут своих! Наверное, логовище их где-то рядом, а при нем сторожа. Интересно бы взглянуть… Если ты им понравишься, то и котеночка подарят, э? Вот будет сувенир так сувенир! Не то что вонючая шкура гиены! Заберешь ты котеночка с собой…
Он толковал еще что-то, пытаясь скрыть возбуждение, предчувствие неожиданного и чудесного, охватывавшее его все сильней и сильней, и вдруг заметил, что Джамаль не слушает. Глаза князя горели огнем, лоб разгладился, твердая линия рта словно бы сделалась мягче; он походил сейчас на дитя, узревшее Деда Мороза да еще с целым ворохом подарков.