Странники войны

Боевики вопросительно посмотрели на Кодура. И хотя он почти никак не отреагировал на их молчаливый вопрос, по едва уловимому выражению лица поняли: нужно выполнять.

* * *

Пока партизаны уносили немца, Андрей коротко пересказал Кодуру и Звездославу все, что удалось узнать от водителя. При упоминании о пленном поляке те многозначительно переглянулись.

– Похоже, что это они Зданиша прихватили, поляка с Огневского хутора, – объяснил Кодур, сплевывая и отводя взгляд. – Пусть бы сначала немцы повесили его, а потом мы бы уже и с ними разобрались.

– Но ведь он неплохо принимал нас, – несмело возразил Звездослав.

– Все равно, Корбач, все равно, – раздраженно помотал головой Кодур. – Одним поляком было бы меньше.

– Послушайте, вы, красавцы, нападение на немцев у его хутора – ваша работа? – строго спросил их Беркут.

– Наша, конечно, – спокойно признался Кодур.

– Тогда о чем разговор? Тем более мы должны спасти его.

– Придется. Все равно ведь немцы появятся здесь, попытаются отыскать своего обер-лейтенанта.

У Кодура было утонченное и почти красивое лицо, на котором, однако, лежала печать мстительного, желчного характера. Беркут никогда не доверял таким людям и старался держать их на расстоянии.

Говорил Кодур хотя и по-украински, но с заметным польским акцентом. Русский, судя по всему, тоже понимал неплохо. Но лейтенанту показалось, что и к языкам этот лесовик питал такое же презрение, как и к людям, поэтому каждое слово произносил так, словно презрительно сплевывал.

– Ты-то сам тоже, говорят, украинец? – в свою очередь поинтересовался Кодур, внимательно присматриваясь к Беркуту.

– Сейчас это не имеет никакого значения, – ответил Андрей по-украински. – Мы с ефрейтором пойдем первыми. Вы – за нами, перебежками. Немецкий кто-то из вас двоих понимает?

– И даже говорю, – ответил Звездослав. – Пан Кодур – тоже… немножко.

– Тогда прислушивайтесь к моему разговору с немцами и действуйте, исходя из ситуации. Причем желательно обойтись без стрельбы.

– Ага, у тебя, лейтенант, это получается, холера краковска, – признал Кодур, поправляя висящий за поясом под пиджаком кинжал. – Только, может, сначала остальных моих хлопцев подождем? Там их еще шестеро.

– Время потеряем, – бросил Беркут уже на ходу. – Я постараюсь направить немцев к дому. По крайней мере двоих из них.

– Тогда мне нужно предупредить своих, – метнулся Кодур к воротам усадьбы.

56

– Перекреститесь, поручик фон Тирбах: то, во что вы лично никогда не верили, свершилось.

– Что именно, князь?

– Мы дошли! Прошли Россию, как странники – Великую пустыню, и все же дошли.

– Ну, не то, чтобы совсем уж «дошли», – распахнул поручик ворот гимнастерки. – Пару деньков еще продержимся, – попытался свести разговор к шутке.

– И все же линия фронта – не далее чем в двух километрах отсюда.

– Если немцы начнут артподготовку, мы очень скоро убедимся в этом. Но в общем-то вы, господин подполковник, правы: произошло нечто невероятное. Пройдя половину Сибири, преодолев тысячи километров по лесам и болотам Европы, мы дошли до Восточного германского фронта. Событие совершенно безумное. Даже по меркам этой воины.

– Если позволите, я молчаливо присоединюсь к вашему восторгу, господа, – молвил капитан фон Бергер. Он лежал, уткнувшись лицом во все еще влажную от росы траву, словно после долгих странствий припал к родной земле и теперь никак не может оторваться от нее. Однако земля эта все еще была чужой и для капитана, и для его спутников. Они радовались ей лишь постольку, поскольку могли ступать по ней, ощущая отрезвляющую влагу лесной травы.

– Почти наверняка знаю, о чем вы думаете сейчас, капитан, – проговорил поручик, подставляя лицо лучам угасающего солнца. – «Как не хотелось бы погибнуть за несколько шагов от своих!»

– А если уж добраться до своих, то только вместе с русскими. Так мне значительно легче будет объяснять контрразведке, а то и гестапо, каким образом я попал в плен, а главное, каким образом сумел вырваться на свободу.

– Не волнуйтесь, капитан, – уверенным басом успокоил его Виктор фон Тирбах. – На землю Германии вы ступите как герой. Уж об этом мы позаботимся.

Курбатов давно заметил, что чем ближе они подходили к линии фронта, тем увереннее и нахрапистее становился их барон. Легионер, конечно, готов был понять его: Виктор Майнц, рожденный горничной от промышленника барона фон Тирбаха, долго мечтал о том, чтобы оказаться в рейхе. Эти мечтания трудно сравнивать с его, Курбатова, сугубо солдатским стремлением доказать самому себе, атаману Семенову, германцам, прочей Европе, что в России появился истинный диверсант, равного которому, возможно, еще не знала не только Россия, но и весь мир.