– Не найдется, – небрежно ответил тот, немало удивленный бесцеремонностью Беркута. Рядовой – и вдруг просит закурить у незнакомого унтер-офицера! – Попроси у своего оберштурмбаннфюрера.
– Невежливо отзываетесь об офицере СД, господин унтер-офицер.
Однако на самом деле тон унтера совершенно не интересовал лейтенанта. Кивком головы он приказал Арзамасцеву: «Подойди», подхватился уже с автоматом унтер-офицера в руке и, дотянувшись за спиной сидящих до оружия рядового, отпрыгнул назад:
– Сидеть! Руки вверх!
– Руки, сволочи! – тоже навел на них автомат Кирилл. И то, что он выкрикнул это по-русски, подействовало на немцев ошеломляюще.
– Вы… вы партизаны?! – удивленно пробормотал унтер-офицер, пытаясь оглянуться на Беркута, но тот с силой ткнул его стволом в затылок.
– Не двигаться! – Однако, услышав за спиной грохот приближающейся автоколонны, приказал: – На землю! Лицом вниз. Ползком к дому.
– О господи! – всхлипнул рядовой, первым опускаясь на колени. – Будь проклят этот обер-лейтенант с его поляком.
– Ефрейтор, подержи их в руинах. Я поинтересуюсь, что там в усадьбе. Эй, Зданиш! – подскочил он к машине. – Какого черта сидишь? Ты свободен. В лес, быстро! – И, не дожидаясь, пока поляк придет в себя, бросился к усадьбе.
За углом Беркут столкнулся с Кодуром, за несколько метров от которого стояли с поднятыми руками оба немца. Их держали под прицелами трое засевших в сарае боевиков.
– Возьми еще тех двоих, что в доме, – приказал Андрей. – И всех четверых – в лес. Только быстро и тихо. Большая колонна немцев, – кивнул в сторону дороги.
– Хороший ты вояка, пан лейтенант. Тебя бы к нам.
– Уж не командиром ли? Так ведь ты свое старшинство не уступишь. Ну ладно, потом. Кто-нибудь из ваших водит машину?
– Звездослав Корбач.
– Отгони ее к лесу, – обратился к Корбачу. – И подальше. На хуторе не должно оставаться никаких следов. Жду тебя в доме.
Через несколько минут Кодур уже сидел за столом напротив Беркута. Немцев увели, машину угнали. Посреди комнаты лежали сваленные в кучу автоматы, рожки с патронами и несколько противопехотных гранат. Командир боевиков решил поделить трофей справедливо, предоставив первому взять свою часть лейтенанту Беркуту.
– О тебе и твоих людях, Кодур, мне уже кое-что известно. Точно так же, как тебе кое-что известно о нас. Да и времени на разговоры у нас немного, пора уходить к линии фронта.
– Пора – так пора.
– Я знаю, что Корбач – твой боец, поэтому сначала решил поговорить с тобой. Отпусти его, в знак нашей дружбы, на трое суток с нами. Он исходил все окрестные места. Владеет польским. Хочу просить его, чтобы стал нашим проводником. Ясное дело, постараюсь поберечь хлопца. Насколько это возможно, конечно. Я мог бы просто увести его. Но ты – командир группы. Как кадровый офицер я знаю, что такое дисциплина и какое чувство возникает у командира, когда кто-то начинает распоряжаться подчиненными без его согласия.
– А ты дипломат, холера краковска, – Кодур налил в стаканы водку, которую принес во фляге, и одну рюмку поставил перед Беркутом.
– Нет-нет, пить не буду, – твердо сказал Андрей. – По обычаям запорожских казаков, употребление спиртного во время похода каралось смертной казнью. Обычаи нужно чтить.
– Про запорожцев вспомнил, – проворчал Кодур, опустошив свою рюмку. – А сам Украину большевикам продаешь. Чтобы она еще сто лет воли не видела.
– Ты что, серьезно считаешь, что, сидя за этим столом, в километре от шоссе, по которому непрерывно идут немецкие колонны, мы способны решить судьбу Украины? Нет? Тогда к чему весь этот разговор? Ты видел, во что немцы превратили Украину? Можешь пройтись со мной и убедиться. Так что, прикажешь мне помогать немцам строить виселицы для поляков? Я – солдат, Кодур. И сидим мы с тобой не просто в некоем хуторке, в хате Корбача, а в самом пекле, в самом котле войны.
– Что да, то да, холера краковска, – мрачно согласился Кодур, снова наполняя свою рюмку. – То, что сидим мы с тобой посреди войны, как посреди пекла – это так. Но все же мне не безразлично, каковой окажется судьба моей земли. И той части ее, что числится за вашей Украиной, и той, что до сих пор считается польской.
– Я понимаю тебя. Понимаю, как солдат солдата. Но все же мой тебе совет: сейчас у тебя должен быть один враг – немецкий фашизм. Не мечись. Не пытайся мстить народу, который и без тебя страдает от оккупантов. Ты же видишь: американцев, англичан, канадцев, русских, французов, чехов… – всех объединяет сейчас одно стремление: остановить Гитлера. Пойми это, и тогда у тебя появятся надежные союзники.
Какое-то время Кодур угрюмо молчал. Однако Андрей почувствовал, что сквозь это молчание медленно, неуверенно, но все же пробивается понимание и согласие.