Странный рыцарь Священной книги

Слова эти были обращены ко мне, Анри де Вентадорну. Но также к Бояну из Земена. И к каждому человеку: выбирай. Только что есть добро и что есть зло? Понтий Пилат спросил когда-то: «Что есть истина?»

Старец открыл глаза, осияв меня синевой своего взора. И сказал:

— Не говори, будто не ведаешь, что есть добро и что зло. Взирая на ночное небо и звезды, не ведаешь разве, где свет и где тьма? В давние времена все небо и земля были черны. И Бог окропил их каплями света. Порой думаю я, что обронил он сосуд с небесным золотом, в другой раз — что намеренно разбросал горсти звезд. И засиял свет во мраке. Коль просыплется у тебя горсть прозрачных зерен в дорожную пыль, средь конского навоза и птичьего помета, как поступишь ты? Всего лучше — как в той детской сказке — послать муравьев подобрать просыпанное. Господь послал одного из сыновей своих — Сатану, творца зримого мира — сотворить тело человеческое. А сам он, Господь наш, дал человеку душу и волю сделать выбор. Но люди притворились, будто не отличают света от тьмы. И тогда Бог послал второго своего сына, Иисуса Христа — указать нам путь к свету…

Сила взгляда его и голоса придавили меня, я упал на колени, опустил голову, закрыл глаза. И слушал идущий из мрака голос:

— Мы, люди, подобны муравьям — собираем рассыпавшиеся по земле зерна света. Когда призовет нас Господь, мы поднимемся на небо и станем собирать их там. Нам, людям, до́лжно отделять зерна от плевел. Как знать — быть может, Бог повелел собирать зерна эти и муравьям, и всем живым существам на земле, какие ходят, плавают или летают…

Наступила тишина. Я не поднимал головы. И вновь долетели ко мне из мрака слова:

— Не сам ли Господь побудил Сатану скрыть лик свой под маской, красною, как раскаленная печь? А по скончании времен не сбросит ли Сатана свою маску и не встанет ли — светел и чист — подле Отца своего, Господа нашего? Ибо Христос и Сатана — братья…

Голос смолк. Я заставил себя поднять голову и открыть глаза. Ожидал я, что Старец исчез, но он стоял предо мной и смотрел на меня, показалось мне, с жалостью и снисхождением.

Я спросил его:

— Отец, зачем пожелал ты увидеть меня?

Он ответил:

— Я знаю, как погиб Боян из Земена. И пожелал увидеть того, кто дерзнул назваться его именем.

Больше он ничего не сказал и не подал никакого знака, но полотнища раздвинулись, и ко мне подступили двое мужчин в длинных серых власяницах, чтобы увести с собой. Старец сказал:

— Ты увидишь Священную книгу.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

1

И я увидел Книгу. Меня отвели в келью, выдолбленную в скале и освещенную лучиной, горевшей над чашей с водой. На потолке играли отсветы ее огня. На узкой постели были разбросаны какие-то одежды.

Я остался один. Понял, что надо снять свое платье и переодеться. Надел белую рубаху, сотканную целиком, без единого шва. В таком непривычном одеянии было холодновато.

Я подошел к светильнику. Вода в чаше сверкала, как растопленное золото. Однажды видел я сосуд с расплавленным свинцом, схожий с гладким серебряным зеркалом. Какой-то глупец тронул это зеркало пальцем, и палец сгорел. Я не посмел коснуться золотой воды, только легонько постучал пальцем по чаше, и золотые отблески заплясали на потолке. Этот пляшущий свет, еле заметное шевеление занавесей — все казалось мне легким и недолговечным, как отражение в речной воде.

Богомилы, приведшие меня сюда, вошли снова и молча повели за собой по длинному переходу. Тот, что нес факел, неожиданно погасил его, опустив в каменное корыто с водой, и мы остались в темноте. Второй богомил взял меня за руку и куда-то повел.

Я почувствовал, что мы вступаем в огромное пустое помещение и что поблизости множество людей, сколько — этого я определить не мог. Я слышал их затаенное дыхание, ощутил дуновение легкого ветерка. Мы остановились. Тот, кто вел меня за руку, опустился на колени. То же сделал и я.

Зажглись огни — множество неярких огоньков. То были не факелы, а светильники, под ними — поддоны с водой. Они стояли рядами справа и слева, далеко от меня. Свет мало-помалу изваял очертания коленопреклоненных мужчин и женщин — их согбенные спины, опущенные головы. Спины были белые, волосы — черные, русые, седые, все до плеч, так что трудно было отличить, где мужчины, где женщины. Мы находились в огромной пещере. Я взглянул вверх — ничего не видно. Тьма.

Впереди медленно приоткрылась тяжелая завеса. Уже не из холста, а из какой-то другой ткани, возможно, из кожи. Сквозь узкую, высокую щель в пещеру хлынул свет. Люди подле меня запели тихими, скорбными голосами:

— Благослови нас, смилуйся над нами. Аминь. Да будет все по слову Твоему. Да простит Отец, Сын и Дух святой все грехи наши. Трижды поклонимся…

И все мы трижды коснулись лбом каменного пола. Затем богомилы запели вновь:

— О, Владыка, суди и осуди пороки плоти нашей, будь безмилостен к плоти, рожденной от тленного, но смилуйся над духом, что заключен в плоти сей…