Странствие, книга I (СИ)

Он никогда ранее не был в таком положении: чтобы кто-то решал за него, ограничивал его свободу. Натану только сейчас стало приходить осознание, что он заключен и в ближайшее время, если не произойдет чуда, он вынужден будет провести в тюрьме. Он ощутил себя будто связанным и вдруг почувствовал, как его сердце требует свободы. «Как же хорошо быть просто свободным», — подумал он.

Натан, сжавшись в клубок сидел у стены, обхватив себя руками, а потом резко встал и подошел к тяжелой деревяной двери камеры и облокотился на нее руками, пытаясь выдавить из створок.

— Что ты делаешь, дурак? — спросил его Максиан, спустя некоторое время.

Натан пробормотал ответ себе под нос:

— Я не должен быть тут.

— Я спрашиваю, что ты делаешь? Отойди от двери. Скоро придет стража.

Натан не обращал на него внимания. Тогда Максиан подошел к сокамернику и попытался отдернуть его. Натан стал яростно сопротивлялся. В темноте были слышны их потуги в борьбе, но потом они прервались скрежетом железной решетки в глубине темницы и приближающимися шагами по коридору. Натан остепенился и отошел к противоположенной стене.

Стража действительно пришла и принесла обед — жалкое зрелище: бульон без чего-либо с отвратным запахом тухлятины. Когда стража ушла, Максиан успокоившись пояснил, почему он пытался оттащить Натана:

— Если они застанут тебя у двери, то все в камере окажутся в кандалах.

Натан ничего не ответил. Тогда Максиан добавил:

— Был тут один до тебя, такой же оголтелый. Сколько я пострадал из-за него. Но ничего. Побуянил, теперь спит вечным сном.

Натан оттолкнул миску и бульон вылился наполовину.

— Ты не будешь? — спросил его Максиан.

— Нет.

Максиан невероятно быстро приблизился к Натану, схватил миску и скрылся в своей части камеры. Он был словно дикий голодный зверь, живущий в пещере, подумал Натан. «Загнанный, испуганный, обреченный. Сколько же он там пробыл? Как сын мог обречь своего отца на такую участь? В сердце Тита нет жалости, раз он способен на такое», — размышлял он.

* * *

Вечером Максиан вновь заговорил, на этот раз он говорил будто с собой:

— Мой сыночек… мой сыночек… мой сыночек

Он повторял эти слова снова и снова так ласково, как только мог, будто скулил, хотя звучало это с стороны пугающе. Было странно слышать эти слова от бывшего генерала, человека, прошедшего ни одну войну. Натан в напряжении вслушивался в них. Он догадался, что у Максиана было не все в порядке с головой. Раньше Максиан решал судьбы тысяч одной только своей волей, а теперь вжимался в холодную стену, бился затылком о камень в припадке, безвольно обреченный верить играм своего разума. Днем Натан подсчитал, что его схватили еще полгода назад. Видимо, все это время Максиан сидел здесь — в полной темноте. Не удивительно, что он превратился в сумасшедшего и одичавшего человека.

Внезапно мягкий голос легата переменился. Он будто зловеще зарычал:

— Ты убил ее! Ты убил ее! А-а-а! Убийца! Глупый мальчишка! Ты убийца!

Под конец его голос поменялся и стал похожим скорее на рев, смешанный с хлипаньем. Максиан зловеще заревел. Натан не понимал, что происходит. Его охватил ужас и оцепенение. Он вжался в стену надеясь, что Максиан не станет к нему приближаться.

Жалобный рев эхом разносился через коридоры по всей темнице. Зловещие его отголоски возвращались, будто все заключенные стали реветь вместе с Максианом. Из глубины темницы вновь донесся знакомый скрежет. Кто-то приближался. Максиан продолжал дико кричать, а Натан догадался, что идут к ним. Переступая через свой страх, он подбежал к легату и попытался его успокоить, но сквозь тьму увидел наводящий ужас взгляд — белые пятна глаз глядели на него с невероятной яростью. Натан отступил.

В камеру ворвались двое стражников. Они бросились к легату и стали избивать его мечами, не доставая из ножен. Максиан попытался вступить схватку, но силы были не равными. Натан только слышал, как из темноты доносились звуки ударов, стоны и рычание избиваемого. Потом их обоих заковали в кандалы, прикрепленные к стенам. Холодный ржавый метал врезался в нежную кожу кистей. Кандалы Натана были слишком высоко над полом, из-за чего он не мог сидеть, вытянув ноги — ему приходилось сидеть на корточках, чтобы кандалы не резали руки. Ноги затекали и болели. Максиан громко и болезненно стонал всю ночь у противоположенной стены и только к утру стих. Вместе с ним уснул и Натан.