Странствия Афанасия Никитина

Фериштэ, индо-персидский историк XVI века, рисует Махмуд Гавана образцом всех человеческих добродетелей.

Махмуд Гаван был персиянин знатного рода. Его предки в течение нескольких поколений занимали высокие посты при правителях Гиляна. Такая же блестящая будущность ждала и молодого Махмуда. Но семья его попала в опалу, и он отправился путешествовать. Где торговцем, где простым путешественником — он объездил много стран, знакомясь с тогдашними мудрецами и учась у них. Фериштэ уверяет, что Махмуд Гаван был образованнейшим человеком мира: он и в Бидар попал, чтобы познакомиться с некоторыми деканскими мудрецами. В Декане он представился Ала-уд-дину Ахмед-шаху II (1435–1457) и так очаровал его блеском своего ума, что султан упросил Махмуда Гавана остаться в Бидаре. Махмуд Гаван внял султановым просьбам, остался и быстро начал взбираться вверх по служебной лестнице. В следующее царствование Ала-уд-дина Хумайюн-шаха (1457–1461) он получил титул «Малик-ат-туджар», что значит «старшина купцов», и сделался первым сановником в Бидаре.

Гаваном, что значит «коровьим» прозвали Махмуда за его якобы остроумный ответ. Сидело будто бы однажды большое общество во главе с султаном на дворцовой террасе. В сад забрела нечаянно корова, подошла к террасе и начала громко мычать. Махмуд часто кичился своей ученостью перед дворцовой камарильей, и вот один из сановников, желая поставить его в неловкое положение, ехидно спросил:

— Быть может, ученый министр, уверяющий, что он знает почти все на свете, объяснит его величеству султану, что говорит корова?

— Она говорит, что я из ее рода, — последовал быстрый ответ, — и не должен разговаривать с ослом.

За этот находчивый ответ он и получил прозвище «Гаван».

Сам высокообразованный человек, Махмуд Гаван много помогал ученым. В Бидаре он построил великолепную медресе (духовная школа) и собрал в ней огромную по тем временам библиотеку в три тысячи рукописей. Фериштэ, видевший медресе через полтораста лет, описывает ее как прекрасное большое здание. Длина трехэтажной медресе была около шестидесяти метров, а ширина свыше пятидесяти. С востока в нее вели широкие ворота с двумя тридцатиметровыми башнями по бокам. С наружной стороны стены были украшены изразцами изумительной работы и стихами из Корана, вырезанными по зеленому и золотому полю.

Фериштэ рассказывает нам и о том, как трагически погиб Махмуд Гаван.

Некоторые из ненавидевших его сановников свели дружбу с доверенным рабом Махмуд Гавана, у которого хранилась, как им было известно, его печать. Они часто приглашали этого раба к себе в гости, угощали и спаивали его. Рабу льстило внимание знатных людей, и он с наслаждением участвовал во всех попойках.

Однажды, напоив раба, сановники попросили его, под каким-то предлогом, поставить на подсунутой ему бумаге личную печать его господина. Мертвецки пьяный раб, позабыв все на свете, прихлопнул печать к пустому листу бумаги. Заговорщикам только это было и нужно. Выше печати Махмуда Гавана они написали от его имени письмо соседнему правителю, царю Ориссы:

«Я утомлен развратом и жестокостями Мухамед-шаха. Декан может быть завоеван без больших усилий. На границе Раджамундри нет ни одного выдающегося полководца, вся эта местность открыта для нашествий с нашей стороны. Так как большинство офицеров и солдат преданы мне, то я присоединюсь к вам с сильным войском. Завоевав царство соединенными силами, мы разделим его на равные части».

Письмо это с соответствующими комментариями было представлено султану. Мухамед-шах, увидя печать, ни на минуту не усомнился в его подлинности. Послали за Махмуд Гаваном. Друзья его, узнав о всей этой истории, советовали ему бежать, но он пошел во дворец. Султан сам допрашивал обвиняемого.

— Печать моя, но об этом письме я не имею никакого понятия, — твердил Махмуд Гаван.

Но ловко подготовленный заговорщиками, а быть может, и сам, будучи не прочь избавиться от властного советника, султан отдал приказ своему абиссинскому рабу убить Махмуд Гавана.

Трагическая смерть Махмуд Гавана в 1481 году еще больше побуждает Фериштэ к восхвалению этого министра. По его словам, Махмуд Гаван был человеком, чуждавшимся почестей, даже тяготившимся ими. Он обычно одевался в одежду бедного дервиша и жил аскетом. Был бессребреником: все свои громадные доходы разделял на две части и одну тратил на содержание войска, а другую на дела благотворительности, на себя же лично расходовал гроши. Кроме того, Махмуд Гаван покровительствовал ученым, поэтам и был исключительно умным и культурным человеком. Иной образ Махмуд Гавана рисует нам Афанасий Никитин. Главный сановник страны, конечно, не мог не привлечь его внимания, и путешественник несколько раз возвращается к «Меликтучару боярину», или Махмуду, как он его называет.

Описывая султанское шествие, Никитин пишет и о выезде Махмуд Гавана.