Странствия по поводу смерти

Далее она представила себе картинку – потом что, лезть через раму по осколкам? Вставши на два кирпича? А третий кинуть по ту сторону, чтобы было на что ступить? Васисдас ведь высоко расположен.

Возник следующий образ: а вдруг кирпичик не так ляжет, отскочит дальше? Или вообще расколется? Тогда лезть обратно наружу и спускаться во двор искать другие?

И грохот пойдет на всю лестницу, и найдется еще и соседка по черной лестнице, чтобы вызвать кого надо.

Что-то в голове происходило. Трудно было стоять. Тряслись коленки.

Вера вспомнила про три стеклышка в кармане. Так. Ежели это алмазы…

Это были алмазы, лучшие резчики стекла в мире.

Вера самым большим, который был как карандаш, вырезала в окошке кривую дыру, нырнула по ту сторону своей длинной рукой, подняла крюк.

Вставила обратно васисдас, повернула кривой гвоздь, еще удержавшийся на раме. Васиздас, разумеется, при рывке обязательно свалится, надо его будет как-то прибить гвоздем, но потом.

Забрала с собой в квартиру все четыре кирпича, чтобы не оставлять улик.

Внутри нашла веник с совком, вышла, подмела на лестнице. Аккуратно закрыла дверь тетиной квартиры на черный ход, осторожно навесила крюк обратно, чтобы не потревожить васисдас.

Прошла в комнату, легла на истлевший ковер, подложив под голову два кирпича и сверху сумочку и накрывшись шубкой, и проспала до приезда матери.

Васисдас, конечно, упал бы при ее появлении и попытке открыть дверь, однако же мама была предупреждена.

Позвонила и позвала дочь.

На том оба телефона были выброшены в мусорный контейнер, и в дальнейшем поговорить по ним возможно будет только с помойными добытчиками-искателями.

Если только телефончики не уедут на мусоровозе на далекую свалку в окрестностях огромного города.

Ведь по телефону можно было бы с большой точностью найти местоположение беглой Веры. Если бы у полковника был ее номер.

Но полиция знает как найти номер телефона человека по вызванному в данный день и час такси до Шереметьево.

Вдвоем мама с дочерью кое-как, но быстренько приколотили раму васисдаса найденным у Валяши гвоздем и дворовым кирпичом, с которым Вера уже сроднилась, она проспала на нем щекой до приезда мамы, сумочка упала.

Щека была грязная и бугристая после такого сна.

Ни молотка, ни топора с обухом не нашлось у старой Валяшки. Может быть, она опасалась нападения (Достоевский, ау!) и считала молоток и топор орудиями пытки с целью выудить у нее семейные реликвии.

Вера почему-то прямо-таки читала ее мысли, уже угасшие. Родная кровь.

Потом дамы долго возили грязищу и в более-менее чистой берлоге стали жить.

Они не зажигали света вообще, хотя в Петербурге рано темнеет в эту пору.

Только в ванной можно было просматривать чемоданы и ящики.

Ванная стала у них штабом.

Дамы питались запасами гречки и сгущенки, Валяшка знала, что хранить до следующей блокады.

Рылись, копались в шкафах, в книгах, все обшарили под потолками.

В хозяйстве имелась древняя стремянка. Но на нее вставать было опасно.

Однако еще были и столы вместо стремянки. Вера с мамой таскали эту тяжеленную мебель на руках, не везли по полу. Чтобы не возбуждать интереса нижних соседей.

Ходили в носках. Их у Валяши имелся целый пакет, но почему-то разных. Шерстяные были поедены молью, но толстые хлопчатые остались.

Моль летала повсюду, потревоженная в своих гнездовьях.

Но вяловато, потому что форточки были открыты, в квартире стоял промозглый холод. Иначе от моли было не спастись.

Итак, стул на стол – и верхняя полка достижима.

Свет дамы не включали. Но телевизор при первой же возможности посмотрели. В новостях сообщили о катастрофе на шоссе, повлекшей гибель водителя, пассажирки и мотоциклиста.

И ни слова о похищении крупной партии алмазов с приисков на некой реке N, N-cкой области N-cкого р-на.

И после размышлений, поисков и борьбы с пылью и молью наступил радостный момент – все это благодаря маме Лоре и ее пробудившимся фамильным способностям.

Она как бы вобрала в себя, оказавшись в родной квартире, все уловки разума и глобальные хитрости предыдущих женских поколений, уже даже на генетическом уровне.

Короче, две дамы обнаружили драгоценности семьи, и где – все там же, в огромной ванной, где проводился глобальный розыск. В висячем шкафчике с лекарствами, в старой, даже древней, железной коробке от печенья двадцатых годов времен НЭПа (две дамы на крышке эпохи чарльстона, кудрявые, прямо как Вера с мамой) – и со старыми, тоже древними, лекарствами.

И, о чудо: в каждом антикварном пузырьке, закрытом на резиновую пробку и сверху на непромокаемую компрессную бумажку, обмотанную резиночкой, были обнаружены погруженными в йод и зеленку, в календулу и в раствор чего-то красного – они, золотые и платиновые кольца и серьги с камушками прозрачными, красными и реже – с зелеными. Правда, первоначально они были цвета раствора, пришлось их помыть, чтобы разглядеть.