Мы помолчали. Я попытался нащупать ниточку надежды.
— Мы не нашли ни Винделиара, ни Двалию, — напомнил я ему.
— Они могут быть телами в лесу. Или спрятались от нас, как раньше. Они не оставили нам следа, по которому мы могли бы пойти.
Он был прав. Действительность и мрак, навеянный эльфовой корой, плескались во мне, как кровь в ране Эллика.
— Я совсем бесполезен! — вырвалось у меня. — Риддл, я должен был приехать сюда и попытаться ее найти. Она пропала с Зимнего праздника, и я ничего не мог сделать. Ничего! И теперь мне больше не за что зацепиться.
Агония и гнев слились в одно. Я хотел перебить вещи в комнате, но еще больше я хотел уничтожить себя за свое бессилие. Я срезал клок волос после смерти Молли — воображаемая рана и наказание за то, что не смог спасти ее. Теперь я хотел изрезать свое лицо, разбить голову, выброситься из окна. Я ненавидел себя за этот полный провал. Я был настолько же бесполезен, насколько и зол. Бессердечный убийца, способный пытать людей. Но даже моя порочность оказалась бессильна. Она ничего мне не принесла.
— Мне не нравится выражение твоего лица, — тихо сказал Риддл. — Фитц, ты не можешь за все отвечать. Это случилось с тобой, но ведь ты этого не делал.
В его голосе звучало сочувствие.
— Да, не делал. Невыполненный долг, — тихо сказал я.
Я повернулся к окну и посмотрел вниз. Не очень высоко. Этого не хватит.
Риддл знал меня слишком хорошо.
— А когда мы найдем ее, это будет первое, что она узнает о тебе.
Я медленно отвернулся от легкого выхода.
— Завтра мы отправимся в Баккип.
Риддл серьезно кивнул.
Утро наступило, хотели мы того или нет. Я вытащил свое тело из постели и понадеялся, что помутненный травами разум нагонит меня. Завтрак был бесконечным, полным приятных разговоров, которые я не мог поддержать. Кто-то узнал Эллика как канцлера Эллика из Чалседа, и почему-то всех очень интересовало, как молодой конюх из Бакка прикончил старика. Спурман дважды заверил меня, что отправил сообщение в замок о том, кто именно пытался напасть на Бакк. Мой усталый ум не помог мне придумать ответ, поэтому я просто кивал.
И наконец-то, наконец-то мы покинули крепость. Я поехал во главе стражи, рядом с Риддлом. Персеверанс тащился позади нас, ведя в поводу Присс. Он был помят и бледен. Рядом с ним ехал Лант. Риддл наклонился и сказал, что вчера мальчик впервые пил всю ночь с мужчинами, и его чествовали за «первое убийство». Он кивнул в сторону Ланта.
— К счастью, Лант вмешался сразу же, как только его стошнило. Он запретил мальчику пить и отправил его спать. Но полагаю, сегодня у него слегка гудит в голове.
Я ехал на Флитер. Лошадь, казалось, оправилась от обиды, но стала осторожнее и уже не выражала такого стремления угодить мне. Я дал ей понять, что сожалею о вчерашнем, но не пытался вторгаться в ее мысли.
Фоксглов шла за нами, возглавляя войско. Она была недовольна Роустэрами и холодна со мной. Я видел, что ее попытки втиснуть Роустеров в мою стражу проваливались. Вчера она не очень хорошо управилась с ними. Сегодня, когда они построились вместе с моими гвардейцами, все равно заняли отдельное место позади всех. Я подозревал, что она недовольна, что я передал ей таких нарушителей спокойствия и порядка.
Мы только отъехали, когда Лант приблизился и заговорил, глядя прямо перед собой:
— Вы унизили меня. Опоили, усыпили, как ребенка.
«Ты и есть ребенок». Я покачал головой.
— Лант, я усыпил тебя как тяжелораненого, которого нельзя брать на подобное дело. И что касается Персеверанса, — капнул я бальзама. — Не мог же я бросить мальчика одного. Как твоя рана?
Такой поворот на мгновение сбил его с толку.
— Получше, — резко ответил он.
— Вот и хорошо. Раны требуют времени. Лант, у меня есть предложение. Это серьезно. Когда мы вернемся в Баккип, доложись капитану Фоксглов. Пусть она позанимается с тобой, осторожно, пока твои мышцы вновь не окрепнут. Я не предлагаю тебе стать солдатом или войти в мою стражу, — как же сказать? Станешь мужчиной? Нет. Я подбирал слова.
— А они будут издеваться над тем, как я дерусь? Вот так вы хотите снова унизить меня?
Когда это он успел стать таким кипящим самовлюбленным глупцом? Еще одно слабое место, с которым мне не хотелось иметь никакого дела.
— Лант, на твоей груди были разрезаны мышцы. Они должны зажить, а потом их нужно укрепить. Пусть Фоксглов поможет тебе с этим. Это все, что я хотел предложить.
Какое-то время он молчал. Затем произнес:
— Отец будет разочарован.
— В нас обоих, — заметил я.
Он поерзал в седле. Думаю, последние мои слова немного порадовали его.
В другое время можно было бы назвать этот день приятным. Мягким для зимы. Флитер отошла и вновь захотела обогнать всех, а я был рад позволить ей это. Мотли летела впереди, возвращалась, чтобы покататься на мальчике, а потом снова мчалась вперед. Сегодня она казалась просто ручной вороной, каркающей и летавшей над головами людей. Один раз, когда она устроилась на плече Пера, я спросил ее:
— Сколько слов ты знаешь?
Она подняла голову и спросила меня:
— А сколько слов ты знаешь?
Пер почти улыбнулся:
— Она ответила тем же вопросом.