Странствия Шута

Я проснулся глубокой ночью. Силы вернулись ко мне. Я стал чашей, наполненной печалью, но печаль эта успокоилась, как боль, которая утихает, пока человек не двигается. Медленно вспомнилось, что я не в своей постели. Запах Кетриккен витал вокруг. Моей спине было тепло — она спала рядом, обняв меня. Неправильно. Но хорошо. Я взял обе ее руки и прижал к груди. Я не чувствовал никакого желания, хотелось только объятий, только чтобы кто-то спал рядом и охранял мою спину. Она глубоко вздохнула:

— Верити.

Скорбь по ушедшим не умирает. Мы можем спрятать ее в сундук и запереть, но всякий раз, когда он откроется хоть на щелочку, аромат потерянной сладости вырастет и заполнит наши легкие тяжестью. Верити, потерявшийся в Скилле, как и Би. Иногда разделить потерю подобно бальзаму. Я скучал по своему королю и хотел, чтобы у меня была его сила.

— Верити, — мягко согласился я. — И Би.

Я закрыл глаза, и сон снова поглотил меня.

Перед рассветом она меня разбудила. Она надела толстый зимний халат, ее короткие волосы серым ореолом окружили голову.

— Ты должен выйти потайной дверью, — сказала она, и я кивнул. У Дьютифула и без нас было много поводов для беспокойства.

Мое тело болело, и я не стал надевать сапоги, а взял их в руки. Она прошла за мной до двери гардероба. Потайной выход в этих маленьких покоях прятался в стене. Там она схватила меня за руку, повернула к себе и еще раз обняла. Я поцеловал ее в лоб, а затем в щеку. Когда я отпустил ее, она наклонилась, чтобы коснуться губами моих губ.

— Не наказывай себя, Фитц. Скорби, но не наказывай себя. И не убегай от нас, пожалуйста. Теперь ты нам нужен здесь больше, чем когда-либо.

Я кивнул, но не ответил. Понимала ли она, какую тяжелую упряжь надела сейчас на мою шею?

Проход, в который я вошел, был чистым и простым, как и все, что касалось Кетриккен. Не было никакого мышиного помета и паутины, и я на ощупь добрался до старого логова Чейда. Я вошел как можно тише, чтобы не разбудить Шута.

Но он сидел в кресле перед огнем. Вытянув руки перед собой, он двигал пальцами на фоне танцующего пламени.

— Вот ты где, — поздоровался он. — Ты не пришел, и я беспокоился.

Я замер.

— Ты думал, что я убегу.

Было странно понимать, что многие из моих друзей верили, что я так и сделаю.

Он дерзко кивнул.

— Случалось и такое.

— Это было один раз!

Он сжал губы и не ответил. Его пальцы продолжали свой танец.

— Ты видишь свои пальцы?

— Я вижу темноту на светлом фоне. И это разминает их. Хотя это больно, — он снова подвигал ими. — Фитц, слова не могут выразить…

— Нет. Не могут. Так что давай не будем пытаться.

— Отлично.

Приглушенно: Би. Би. Би. Би. Подумай о чем-нибудь другом.

— Я был рад видеть тебя сегодня в той комнате.

— Мне было страшно. Я хотел подойти к тебе. Поговорить с Эллианой. Но… что ж. Пока нет. Я знаю, что должен заставить себя. Не могу же так и сидеть крысой в стенах. Мне нужно снова стать гибким и сильным. И тогда мы сможем вернуться в Клеррес и положить ему конец. Отомстить за нашего ребенка!

Как внезапно вздымающееся пламя, ярость, ненависть и боль вылились в этих словах.

Я не мог взять его с собой. Я сказал ему правду, но так, что она оказалась ложью:

— У меня пока нет сил на это. Шут. Все, что во мне есть — это печаль. И позор.

Я знал эту тишину. Я помнил ее из камеры пыток Регала. Человек замирает, определяя, насколько сильно он ранен. Будто спрашивает себя: «Могу ли я двигаться, не подохнув?»

— Я понимаю, Фитц. Ты и должен скорбеть. Твоя скорбь — это семя, из которого вырастет ярость. Я подожду, пока ты не будешь готов. Хотя мне тяжело думать о тех, кто страдает там, ожидая нас.

Маска спокойствия вновь вернулась на его лицо. Глаза, устремившиеся ко мне, были слепы, но я все-таки чувствовал упрек в этом взгляде.

— Шут, — решительно заговорил я, — это нехорошо. Ты пытаешься пришпорить дохлую лошадь.

— Значит, надежды нет?

— Нет.

Мне совсем не хотелось говорить об этом.

— Я думал, ты обязательно пойдешь за ней, — с болью сказал он, не понимая моего холода.

— Я бы пошел, если бы мог. Я выпил чай из эльфовой коры, чтобы противостоять их туманной магии. Он убил мой Скилл. Теперь я так же способен пройти через колонну, как и ты.

Его пальцы замерли. Он потер кончики и сказал:

— Да, но когда-то и я мог.

— А теперь ни один из нас не может.

— Но твоя беда пройдет. Скилл же вернется.

— Думаю, так и будет, хотя случиться может что угодно. Некоторые старые свитки говорят, что иногда Скилл убивали в людях, которые пользовались им в дурных целях. И для этого поили их настоем эльфовой коры.

— Сколько ты тогда выпил?

— Две ложки. Здесь очень слабая эльфовая кора. И еще ложку коры делвен, когда был совсем близко. Я верю, что все вернется. Но не знаю, когда.

Какое-то время он молчал.

— Я полагал, что первую часть пути в Клеррес мы пройдем через камни, как когда-то с Прилкопом, — подавлено произнес он наконец.

— Кажется, у тебя уже все продумано.

Он покачал головой, огонь на его коже странно блеснул.

— Нет. Я обдумал только возможное. Невозможное еще предстоит обдумать.

— Правда?