Страшилки про Алексеевых

А утром приехал к нему посыльный от мэра, привез послание. Желал мэр, по примеру просвещенной Европы и прочих передовых стран с окраинами, однополые браки разрешить. Да не просто так, а по всем правилам – с венчанием в его, отца Серафима, церкви. И чтобы батюшка из своих ручек благословение брачующимся давать изволил. А буде отец Серафим заартачится, на его место уже и другого священника присмотрели. По-прогрессивнее.

– Не дождетесь, – рявкнул батюшка, прочитав, – Так мэру и передайте.

Посыльный же ни капли не оробев, высморкался, об его рясу руку вытер и сказал с ухмылкой:

– Ты, поп, на митрополита надежду не имей. С ним уже все обговорено.

– Пошел вон, холуй, – только и вымолвил батюшка. А как посыльный уехал, вытащил из погреба литровую бутыль самогона, снял с иконостаса лик Спаса Во Хмелю и надолго уединился с ним в своей келье.

Если бы кто из прихожан на следующее утро увидел отца Серафима, то врядли бы его узнал. Опухшее лицо, темные мешки под красными, как у кролика, глазами, а главное – абсолютно гладкий подбородок. Побрился бесогон наш. И это еще не все – сменил батюшка рясу на поношенный костюм, оседлал велосипед да и поехал в город. Там он отыскал ломбард, где заложил золотые уклады с икон и нательный крест. На вырученные деньги купил он здоровенную бочку на колесах, наподобие тех, что в старину воду возили для пожарных и иных каких надобностей. Прикупил так же на рынке резвую лошаденку со сбруей, запряг ее в водовозку и поехал в село Тиверезовку. Там разыскал мужика по имени Евлампий и купил у него чудо-аппарат, да припасы для него. Загрузил все на свою повозку и вернулся в свою церковь. Занес все внутрь, заперся изнутри и неделю до него никто не мог достучаться. Ходоки, искавшие с отцом Серафимом встречи, рассказывали, что слышны из церкви шипенье, да бульканье, да еще, вроде капает да журчит там что-то. И запах такой благостный оттуда тянется. Прям неземной. Сивушный.

Через неделю распахнулись двери церковные и стал отец Серафим выносить к повозке разные емкости, да в бочку содержимое выливать. Долго ли коротко, а наполнил батюшка полную бочку. После чего снова двери запер, перекрестился в последний раз, да и поджег храм Божий.

Не все, видать, вынес бывший поп. Потому как, не успел он и ста метров отъехать, как внутри церкви что-то бухнуло, и пожар такой в небо полыхнул, что аж спине Серафима Алексеева жарко стало. Не стал бесогон наш оборачиваться, а лишь лошадку направил к дороге, что вела ее обратно в город. Только недалеко он уехал.

Стоит на дороге олигарх, Велиалом одержимый, лыбится.

– Ты что это, – говорит, – горелым так тянет, да и зарево над лесом в полнеба? Неужто пожар в твоем хозяйстве приключился?

Смолчал Серафим, только глаза потупил.

А Велиал не отстает:

– Ты, я вижу, никак в расстриги подался? Давно пора. Хоть на человека стал похож.

И снова не было ему ответа.

Повел бесноватый носом и еще шире заскалился:

– А в бочке чего везешь? Самогон? Никак на продажу?

Сидит Алексеев, в глаза врагу своему не смотрит.

– Так не выйдет у тебя ничего. На торговлю спиртным лицензия нужна. А тебе ее вовек не добыть. А хочешь, я у тебя всю бочку куплю? У меня как раз новоселье. Народ собрался вискарем да текилой балованный. Твоя экзотика на ура пойдет. Хорош хоть самогон-то?

– Заборист, – только и пробормотал Серафим, да и направил лошаденку к имению бесовскому.

Подъезжает к домине, а там народу… Да не абы какого. И мэр, и начальник районной милиции, и заведующий городским здравотделом. Да что они! Сам губернатор с супругой прибыть изволили. А поодаль столичные гости тусуются. Все сплошь олигархи да депутаты. Присмотришься – в толпе нет-нет, да и мелькнет рожа, по телевизору виденная.

И все, как один, бесноватые.

Только бывший поп подъехал, как все к нему повернулись, принюхались и заорали восторженно:

– Первач!

И в очередь, в очередь выстраиваются. По ранжиру, разумеется, не стихийно.

Тут же слуги с кубками пол-литровыми пристроились.

Налили первый. Губернатору поднесли. Но глянул тот на священника с подозрением и не стал пока пить.

– Отведай, – говорит Серафиму, – Ты из моего кубка.

Засмеялся тут Велиал:

– А чего ты боишься? Что потравит нас дед? Так это он шкурки наши попортит. Нам-то что? У меня желающих тело свое в аренду сдать знаешь сколько? Запись на будущий год! Так что пей смело. Заодно и продегустируешь.

Хлопнул губернатор кубок одним глотком, глаза в кучку свел, потом развел, дым из ушей выдохнул и простонал блаженно:

– Ка-а-айф!!!

Тут загукала, заверещала, да за ревела очередь:

– И мне, и МНЕ!!!

И пошло веселье. Самогон Алексеева рекой льется, бабы визжат, на столах отплясывают, мужики крякают от удовольствия, да им под юбки заглядывают. Слуги, тоже пьяные, меж гостями снуют-шатаются, чудо-напиток разнося…

Взял Велиал отца нашего под локоток.

– Пошли, – говорит, – на счет оплаты договоримся.

Ввел он батюшку в свои палаты, проводил в отдельный кабинет, шторки на окне сдвинул, да в креслице уже знакомое усадил. Тут слуга входит. На подносе у него деньги зеленые агромадными пачками, кувшин с самогоном и две стопочки.