Читаем Страшная сказка для всех полностью

Решив себя, своей рукой, убить!

Мы встретимся с тобой живым ни здесь,

Другое место для бессмертных есть!

На этом — всё. С тем не суди разбой.

Я ассигнации твои возьму с собой.

Не все конечно, разве тысяч пять?

В уезде мне без них несдобровать!..


XIV


«Бери с отдачею. Но как истолковать

Твои слова, ты говоришь туманно!..»

А он продолжил, — Начинай гадать,

Грядущее являть в деталях странно. -

И стал себе хмельного подливать.

Спустя, усевшись за столом вельможно,

Вкушал кружки копчёной колбасы

Протискивая оны под усы,

И зверский клык открыв неосторожно.

Потом расслабил пояс, чтоб живот

Не напрягать. И пил по-русски. вот!..

Тут я врубился — Гость мой не позёр,

Зато каков при этом фантазёр!..


XV


Насытившись, он встал. И деловито,

Чтоб истинный фурор произвести,

Мне под штрипками показал копыта

Козлиные, в навозе и шерсти!..

Я Господа взмолил: «Господь, прости…»

А Гость вздохнув, и улыбнувшись сыто,

С отрыжкой, как издержкой аппетита,

Сказал за Господа, — Прощаю!.. но учти.

Ты этим утром поспешишь в столицу

С писательством, про эту небылицу… -


XVI


Шагнув сквозь стену сытый и хмельной,

Гремел на лестнице. А я кричал вдогонку:

— Какой ты бес? — при этом на иконку

Крестясь рукой невзъёмной и больной, -

Ты фокусник, ты зло шутил со мной!..»

По ходу думая, что день и сущий блажь.

Грядущий пена моря, и мираж!

Его представить в абрисе не сложно,

Но знать в подробностях и чёрту невозможно.

Когда Сатир, факир ли, шарлатан,

При свете факела садился шарабан,

То крикнул снизу, — Завтра встречу Бога!.. -

И провалился в землю у порога…


XVII


Став у бюро, я тут же репортаж

Взялся кропать о случае со мною.

Купец с любовницей уснули за стеною,

А я Издателю решаю под кураж

Его продать. Хоть знаю, что магнат

Сочтёт за бред столицу — Ленинград.

Горячкой назовёт концлагеря.

И Колыму! А казнь семьи царя

Причислит к сумасшествию. Мятеж

В стране возможен.

Кронверк бесам где ж?


XVIII


Не став возиться с затухавшей печкой,

Я лёг в кровать, в баул сложив багаж.

А под окном проезжий экипаж

То бил барком, то громыхал уздечкой

И сено подъедая, и фураж.

Проснувшись, замечаю на столе

У рюмки с водкой в штофе — божоле!

А рядом с ним невзрачный сундучок,

В котором из-под крышки язычок

До скатерти расслабленно провис.

Ужели ли мне рассказчика сюрприз?


XIX


Как не хотелось в холод из тепла

Мне выбираться, из под одеяла!

Я тронул рюмку водки со стола,

Испив с отрадой. Показалось, мало!

Тут язычок-фантом решил дразни́тся,

Скрутив мне фигу, чтоб ему сказиться!

А я прощать обиды не привык,

И водку лью фантому на язык.

Он вздрогнул, и обмяк, и посинел.

Свет свечки на мгновенье потускнел.

Язык у сундучка сметнул кольцо,

Чтобы представить мне знакомое лицо


XX


Попа-расстриги! Без монет глаза

Теперь у батюшки, Когда его зрачёчки

В меня смотрели, бриллиант-слеза

Бежала по небритой, впалой щёчке,

Я воспросил его, — Откуда здесь? -

А лик в ответ: «Дал выпить, дай поесть!»

И грозно так, как будто ножкой топнул.

Ну, я шкатулку крышкой и прихлопнул.

Скользнул в постель, по хладной простыне.

Лежу, дрожу. Как вору страшно мне!


XXI


«Открой сундук, — лик из шкатулки клялся, -

Прощу за то, что повредил мне нос…» -

А день уже с востока поднимался.

И под окном из трёх телег обоз,

За солью в Крым скандально собирался,

Не представляя мой, со мной, курьёз!

— Открою, только ты меня не трожь!.. -

Прошу фантом, сжимая финский нож.

А сам себе в сердцах твержу при этом:

— Зачем тя нож?.. убей его штиблетом!

Открыв сундук, я замахнул штиблет…

А там всё золото, и лика больше нет!..


XXII


На шаткий стул едва живым присев,

Я взял монету в трепете великом.

И на чеканный аверс посмотрев,

Был поражён открывшимся мне ликом.

Он точно мой рассказчик — Вельзевул!

Пусть без усов, пусть юн.

Пусть нос-картофель!

Пусть искажён царапиною профиль,

Но вылитый, который Мефистофель!

На аверс тиснуто, где кромочка идёт:

— Две тысячи тридцать четвёртый год -

Выходит отпрыск беса — государь?

И проба золота в золотниках как встарь?

Оно огнём мне пальчики печёт.

И адская смола с него течёт!


ХХIII


В шандале распалив свечи огарок,

До дна сундук пытаясь разгрести,

Я нахожу листочек без помарок,

В котором писано, — Сие тебе подарок

Из будущего За «язык» прости

Я не творю добро без эпатажа

На золоте монеток пекла сажа

Других мне просто негде наскрести!..

Читая текст без точек-запятых,

Решаю — всё что вижу инфернально!

Но тусклый блеск червонцев золотых

Доказывал: фантомное, реально!..


XXIV


Стул венский опрокинув в полумгле,

Бегу из номера, баул в руках сжимая.

Пусть божоле осталось на столе,

Но сундучок со мной, в бауле, с края!

Я должен быть у выездных ворот

Минутою! Но спутал редингот

Мой шаг. В падении подвёрнута нога.

К тому ещё спешащего конфуз:

Я в миг паденья потерял картуз!..

Но сундучок, с которым шёл в бега,

Не потерял. С тем кучеру взываю.

Он из конюшни: «Барин, запрягаю!..»


XXV


Когда рассвет почти рассеял тьму,

Когда рысцой мы проскочили хутор,

Я золоту припал как экзекутор

Над жутким даром развязав тесьму.

Теперь уже на реверсе монеты

Найдя иных времён забавные приметы:

К примеру вижу — шлюзовой рекой.

Плывут на юг бездымно пароходы.

И тиснуто вдоль кромочки строкой:

— Российская империя свободы рабов Крымля –

Культ личности рукой.

.

XXVI


Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия