Страшно близко. Как перестать притворяться и решиться на настоящую близость

Осознание того, что я должен был рискнуть и раскрыться, чтобы любить или быть любимым Бетси, пришло ко мне окольным путем. Это произошло, когда я признался своему другу, психологу Биллу Локи, что боролся с писательским тупиком. Эти явления в чем-то схожи. Боязнь любить и ступор за клавиатурой – это все страх совершить ошибку, страх оказаться недостойным, боязнь обнажить свою душу и раскрыться по-настоящему.

Я написал свою первую книгу всего за восемь месяцев. Это был потрясающий опыт. Я курил трубку, гулял по горам Орегона и фантазировал о новом сюжетном повороте, а тем же вечером писал страницу за страницей, уверенный, что получу Пулитцеровскую премию. Я, конечно, ее не получил, но мне было все равно. Я любил писать. Любил это ощущение, когда слова слетали с моих пальцев и создавали новые миры.

Вторую книгу мне тоже нравилось писать. Я написал ее тоже за восемь месяцев, и опыт был таким же приятным, как и первый. Но пока я писал третью книгу, вторая стала бестселлером. И внезапно все изменилось. Люди в интернете писали о своей любви и ненависти к ней, и я обнаружил ужасное давление читательских ожиданий.

Я сидел за клавиатурой, в голове звучала их критика, и в каждой главе я находил столько недочетов, что слова перестали литься. Что еще хуже, вместе с критикой меня преследовала их похвала, и я до жути боялся, что никогда не оправдаю их ожиданий. На написание третьей книги у меня ушло больше года, а на следующую – два. Пятая заняла почти четыре года.

Все зашло слишком далеко. Как я уже сказал, разобраться помог Билл. Я пожаловался на проблемы в творчестве, и он сказал, что заметил, как изменился мой стиль письма.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Я имею в виду, что ты стал осторожен, – сказал он.

– Осторожен, – повторил я вслух. Слово прозвучало подозрительно правдиво.

– Осторожен. Я много чего у тебя читал, и в твоих ранних книгах мне больше всего нравилось, что ты говорил то, чего никто из нас не хотел говорить. Простые истины, ничего нового, но все же большинство из нас скрывает это, опасаясь, что его разоблачат.

Сомневаюсь, что Билл осознавал, какую роль эти слова сыграют в моей жизни. Он был прав. После успеха, пусть и небольшого, у меня сразу появилось, что терять. Более того, теперь от меня чего-то ждали. Это связывало по рукам и ногам. Внезапно просто быть собой стало рискованно.

Позже в том же году мне довелось прочитать книгу доктора Нила Фьоре, которая подтвердила подозрения Билла о моей чрезмерной осторожности. Книга называлась «Легкий способ перестать откладывать дела на потом»[22] и была посвящена борьбе с прокрастинацией. Доктор Фьоре предположил, что развитие в карьере похоже на хождение по канату. Чем больших успехов мы достигаем, тем выше над пропастью поднимается веревка. Когда мы что-то приобретаем, нам есть что терять. Успех разрастается ущельем под нашей карьерой, которое внушает опасность и страх. Страх подвести людей – одна из главных причин, по которой мы откладываем дела на потом.

Может ли что-то сильней отравить любое начинание, чем страх осуждения? Осуждение пугает нас и заставляет прятаться. Оно мешает нам быть самими собой, что, в свою очередь, не дает налаживать связь с другими людьми.

В прошлом месяце я прочитал в газете статью о мужчине, который за 27 лет говорил только с одним человеком. Он жил в палатке в лесу штата Мэн, читал книги и слушал старое транзисторное радио. Примерно раз в месяц он пробирался в город, чтобы залезть в ресторан или в дом престарелых и украсть еду с кухни. В конце концов, его поймали на краже банок фасоли из детского лагеря. Он рассказал полиции, что за три десятилетия произнес лишь одно слово – он сказал его туристу, которого встретил в лесу десятью годами ранее. Не считая этого, он уже много лет ни с кем не разговаривал.

Я рассказал своим друзьям об этой статье, и у них просто отвисла челюсть. Как вообще можно жить в полном одиночестве три десятилетия? Хотя мои друзья были ошарашены, я, как ни странно, все понимал. Мне ни на секунду не хочется становиться отшельником, но я искренне понимаю, почему кто-то решился жить в лесу в полном одиночестве, свободный от опасностей общения с другими людьми. Не потому ли месяцы писательства в одиночестве так меня умиротворяли, что хоть ненадолго я прятался от гнетущих переживаний о том, что подумают обо мне другие.

Встречали ли вы когда-нибудь абсолютно свободного человека? Готового сказать все, что он думает? Я говорю не о тех, кто хочет намеренно шокировать всех и привлечь внимание, а кто не осознает, что люди склонны к осуждению, и верит, что их примут такими, какие они есть.