Я жил в Портленде, когда узнал о случившемся, поэтому сразу купил билет на самолет. Я хотел приехать в Остин пораньше, чтобы встретиться с дочерями Дэвида и людьми, с которыми он служил помощником пастора. Дэвид развелся за несколько лет до смерти и с тех пор решил жить простой жизнью. Хотя его приглашали на влиятельные должности в больших церквях, он предпочел остаться в своей крошечной. В некотором смысле Дэвид прожил свою карьеру наоборот. Его талант рос, но каждый раз, когда у него появлялась возможность подняться по карьерной лестнице, он намеренно спускался вниз. Этого я никогда не понимал. Церкви, в которых он служил, становились все меньше.
В Техасе, если вы церковный служащий, вы почти что рок-звезда. Пасторы крупных церквей получают большие заказы на книги, их фотографии висят на рекламных щитах, их выбирают для наставничества президентам и участия в утренних ток-шоу. Я летел в Техас и размышлял, почему Дэвид не пошел по этому пути. Он был потрясающим оратором и писателем, обладал большим обаянием и был самодостаточной личностью, в отличие от большинства знаменитостей.
Хотел бы я сказать, что высоко ценил решение Дэвида прожить обыкновенную жизнь, но это было не так. Я хотел, чтобы о нем знал весь мир, а не только я и еще несколько человек, выросших в одной из его молодежных групп.
Во время подготовки к похоронам меня пригласили встретиться с служащими его церкви. Мы говорили о его финансах и о том, как церковь может позаботиться о его дочерях. Мы очень удивились, узнав, что на момент смерти у Дэвида было совсем немного денег и имущества. Последние несколько лет он снимал дом, куда бесплатно пускал людей, которым было негде остановиться. У него остался старый дешевенький грузовик, а все его вещи было проще выбросить, чем продать.
Опять же, я восхищаюсь его образом жизни, но жалею, что у него не было хотя бы немного денег и рабочей машины. Я хотел, чтобы он наслаждался радостями жизни, которых заслуживал своим талантом. Было такое ощущение, что этот парень мог выбить хоумран в любой момент, как только бита оказалась бы у него в руках, но он даже не пытался играть. Когда он был жив, я десятки раз уговаривал его написать книгу. Он начинал, потом ему становилось скучно, и он терял интерес. Вместо этого он запускал программу помощи наркозависимым.
День перед похоронами Дэвида я провел в отеле за составлением речи. Не знаю, плакал ли я когда-нибудь больше, чем в тот день. Я осознал, что в моем друге сосредоточилось поразительной глубины великодушие, которое редко можно отыскать в этом мире. Он был тихим, скромным человеком, который считал, что любовь сильнее личной славы. И он доказал свою правоту, по крайней мере, мне. Если бы он был известен, я бы не почувствовал и половины своей боли из-за его смерти. Именно его любовь ко мне создала эту пустоту и тоску в душе после его ухода.
Думать о Дэвиде и сравнивать его жизнь с моей было настоящим испытанием. Мое имя знали многие, но гораздо больше людей знали его самого. Я спрашивал себя, что лучше: иметь все, что, как кажется, заставит людей любить нас, или иметь любовь как таковую? У Дэвида была именно любовь.
Дальше произошло что-то поразительное. В маленькой церкви, где он был пастором, не уместились все желающие попрощаться с ним, поэтому похороны Дэвида перенесли на бейсбольный стадион за городом. Когда я добрался туда, на стоянке были припаркованы грузовики с высокими антеннами, возвышающимися над прибывающей толпой. Парковка была переполнена, поэтому люди оставляли машины вдоль улицы. И все это ради человека, который умер помощником пастора церкви, насчитывающей не более ста прихожан.
Я сидел возле основной базы вместе с семьей Дэвида, смотрел на толпу и чувствовал себя очень маленьким, незначительным в своих достижениях. Я знал, уже как факт, что любовь победила. Тысячи людей были глубоко любимы человеком, который не искал ни известности, ни славы. Дэвид не пытался впечатлить людей. Он их просто любил.