Самым странным показалось то обстоятельство, что субъект не назвал ни разу ни одного имени, даже имени того, кто составлял, очевидно, центр его горячечной галлюцинации, но зато часто повторял название Пустоозерного переулка, где действительно было совершено злодеяние, и притом с такой адской ловкостью, что в течение целого месяца все усилия следственной власти и сыскных агентов не привели решительно ни к каким результатам.
Можно себе представить вследствие этого, как глубоко заинтересовал всех этот человек, казавшийся единственной путеводной нитью к раскрытию одного из самых зверских преступлений, какие когда-либо совершались на белом свете. В газетах были сообщены такие ужасные подробности, что невольно заставляли содрогаться даже человека с весьма крепкими нервами. Ко всему этому примешалась еще какая-то ерунда, породившая массу самых нелепейших слухов и толков.
Рассказывали, что в мрачном доме творится что-то недоброе. В окнах мелькает какой-то голубоватый отблеск, и некоторые, весьма заслуживающие доверия лица собственными глазами видели фантастический женский силуэт. Все это привело к целому ряду обысков и самому тщательному обследованию дома, но, как и розыск виновных в убийстве, не привело ни к чему.
Эти рассказы и тот факт, что концы преступления так дьявольски ловко спрятаны, в совокупности делали историю очень серьезной уже потому, что она сама не хотела затихнуть и словно рекламировала себя с наглостью непостижимого, а в сущности, может быть, очень простого фокуса.
Еще более таинственной представлялась эта история и отчасти получила даже романтическую окраску потому, что обитатель угрюмого дома в Пустоозерном переулке был, по словам молвы, баснословный богач. Говорили, что он занимался тайным и весьма крупных размеров ростовщичеством. Слухи эти были подтверждены указаниями лиц из «высшего света», частью словесно, частью документально. Но откуда взялась убитая девушка в квартире старика и кто она – не было решительно никаких данных.
Соседи всего раза два-три в год видели выходящим старика, но какой-либо молодой девушки, ни входящей, ни выходящей от него, не видел никто.
Впрочем, среди бумаг следователя по этому делу имелось показание сына графа Крушинского, жительствующего в доме напротив того, в котором совершено преступление, но показание это только еще более спутало нити загадки. Заключалось оно в следующем.
Что показал единственный свидетель
Свидетель, кандидат прав граф Антон Николаевич Крушинский, как значилось в протоколе, имеет двадцать пять лет от роду, живет при отце, занимается изучением игры на скрипке в одной из петербургских музыкальных школ. Старик-граф существует на собственные средства.
Снятая неведомо для самого свидетеля карточка с него дала отпечаток лица замечательной красоты. Кудрявые черные волосы легко вились вокруг благородного лба, красивый нос имел те изящные очертания, которые характеризуют породу и широкую даровитость натуры. Глаза плохо удались на карточке, но и здесь они поразили следователя своим чудным блеском, который немного смягчали длинные темные ресницы. Граф был высок ростом, строен и имел манеры хотя немного порывисто-нервозные, но изящные, что в сумме опять-таки показывало соединение старинной породистой красоты с нервным возбуждением аристократической натуры.
Словом, это была настолько недюжинная личность, что невольно поражала и привлекала к себе внимание каждого. В свидетели он вызвался сам, но, к удивлению следователя, во время дачи показаний, видимо, боролся с необыкновенным волнением, вдруг овладевшим им.
Этот подозрительный тон и заставил прибегнуть к секретному снятию карточки и вслед за тем к учреждению особого за ним надзора. Рассказал же молодой граф следующее: