Страшные истории Сандайла

Окрестности напоминают изголодавшегося зверя, сквозь шкуру которого проглядывают кости. Из-под исхудавшей плоти торчат ребра, позвоночник, коленные чашечки. Голодная пустыня. Мы заходим за дом и шагаем на восток по каньону, который, как мрамор, испещрен красными прожилками. Над нашими головами громоздятся груды камней, будто они нас осуждают.

– Осторожно, – говорит мама.

Змей сейчас нигде нет, для них слишком холодно, зато всегда найдутся койоты.

Лестница прячется в узкой ложбине меж двух высоких красных холмов. Совсем старая. Те, кто высек ее в камне, давно превратились в Бледняшек. От длительного использования ступени вытерлись, и поскользнуться на них теперь проще простого. Стоит подняться на достаточную высоту, как взору открывается вид на простирающуюся за домом равнину. В лучах солнца бежит автомагистраль, прямая, как дохлый угорь. Склон растянулся на приличную длину. Мы взбираемся на четвереньках, как козы, пользуясь руками и ногами.

А когда восходим на вершину, солнце уже превратилось в огненный шар. Под куртку забирается холод, но я чувствую, что у меня обгорел нос. Заметив это, мама протягивает мне солнцезащитный крем, и мы по гребню холма направляемся к саду камней.

«Сад» звучит здорово, хотя на самом деле им там даже не пахнет. Так называется уголок, где то ли ветер, то ли что еще высек в камне уходящие вниз тоннели самых невообразимых форм. Теперь ветер без конца стонет и завывает в этих дырах. Я уже забыла, как это жутко.

Время от времени мы находим там на земле глиняные черепки, оставшиеся от тех, кто давно превратился в Бледняшек. Древнего племени чемеуэви или, скажем, мохаве. Теперь их здесь больше нет. Я не знаю, куда деваются Бледняшки, когда здесь для них уже все кончено.

«Если копнуть у подножия скалы, можно найти кости», – шепчет Бледняшка Колли. От ветра она разрослась во все стороны и рассыпалась по всему небу отблесками сверкающего света. «Когда-то Тепляшек сбрасывали здесь вниз – приносили в жертву».

«Как это?»

«Как зайцев и буйволов. Ну, или как тебя».

«Ха-ха-ха», – отвечаю я, стараясь вложить в голос побольше сарказма, хотя в действительности мне страшно. Порой мне совсем не нравятся шутки Бледняшки Колли.

Мама садится на камень и хлопает по его поверхности, приглашая устроиться рядом. Раз уж мы проделали весь этот путь наверх, полагается насладиться видом.

– Это там была щенячья ферма? – спрашиваю я, показывая на запад.

Арройо утопает в густой тени. Арройо – еще одно название каньона. Кроме этой тени от былых владений Грейнджеров, ничего не осталось. От фермы Лины и Берта.

Маму, судя по ее виду, чуть не тошнит.

– Колли, если не можешь говорить о чем-нибудь приятном…

Она и слышать не хочет об убийствах и прочих занятных вещах. Не читает ничего интересного типа новостей или уголовной хроники. Думаю, даже не знает, чем являлась щенячья ферма, и просто любит, чтобы все было мило.

– Хорошо, – не перечу ей я.

Мы пьем воду, и я считаю минуты до того момента, когда я смогу предложить ей пойти дальше.

– Помнишь, как мы приходили сюда, когда ты была маленькой? – спрашивает она.

– Конечно, помню.

– Ты не застала ни дедушку, ни Мию, – продолжает она. – Мы с твоим папой… Я, наверное, зря так усиленно пыталась сделать нас нормальной семьей. А поскольку сама выросла совсем в другой обстановке, наверное, и не понимаю, как это делается.

О том, как в Сандайле все было устроено – о коровах и выращивании овощей, о бубнах и посиделках у костра, о том, как приручили щенка койота, как обедали и ужинали под деревом за одним длинным столом у крыльца, – я слышала уже не раз. Все как положено хиппи. Теперь ни стола, ни теплиц, ни коров больше нет.

– Колли, нам надо поговорить о твоем неприемлемом отношении к зверушкам, – говорит она. – Я имею в виду кости.

Внутри меня раздувается шар, быстро наполняясь воздухом.

– Нет, – говорю я, – это сугубо личное.

– Так не бывает, солнышко.

– Ты и не думаешь помогать, – продолжаю я, глядя ей в глаза, что делаю совсем не часто, – тебе просто нужен предлог, чтобы больше любить Энни. Хочешь, чтобы все считали тебя идеалом, хотя на самом деле ты злюка.

Она берет мою ладонь и кладет себе на сердце.

– Ты должна это прекратить.

Я хочу вырвать руку, но она не дает. Меня вдруг охватывает страх.

– Пусти!

– Не могу, – печально отвечает она, все больше сжимая свою железную хватку, и в ее глазах снова появляется желтый взгляд. Тот самый, которым она смотрела на меня, когда выдергивала из шахтного ствола. А сама будто хотела, чтобы я провалилась во мрак. В голове звучит папин голос – «мама… бывает немного неуравновешенной». Теперь я понимаю, почему она поднялась со мной на этот высокий уединенный утес. Она собирается принести меня в жертву.