Страшные сады (сборник)

«Я оказался трусом. Понадобились месяцы, чтобы я смог предстать перед Люс и Ампаро. Они слали мне почтовые открытки, того самого художника из Обители. С изображением Люс на лицевой стороне. Расслабленно прислонившаяся к стене, в полурасстегнутой одежде, приспущенная бретелька корсажа, согнутое колено, чтобы не было видно лодыжку. Дикарская Химена тех прежних времен, манящая. На обороте она мне писала, что с ее лечением все хорошо, что она чувствует себя лучше, не считая редких головокружений. Встретился ли я с Жераром Филипом? Ампаро целует меня. Все это время я постоянно ходил в кино и театр. Динам, Желэн, приятели Жерара Филипа, Оклэр, с которым он праздновал освобождение Парижа, мы встречались за кулисами на премьерах, я не пропускал ни одной. Вторая алебарда на фиестах, статист на съемках, я видел воочию, как растет слава актера. А потом я не выдержал и приехал в Вильнёв с „Калигулой“ Камю и „Эпифаниями“ Пишетт в карманах. С пьесами, где играл Жерар Филип. Я должен был прочесть их Люс. Время от времени ее взгляд темнел, она чувствовала себя далеко не прекрасно. Мертвящая болезнь сжимала свои когти. Иногда ей становилось лучше, как и говорил доктор, и тогда Люс забывала о неизбежном и писала мне оптимистические открытки. Тайком Ампаро спросила меня, правда ли, что говорят: будто Жерар лично помог своему отцу, приговоренному к смерти, укрыться у Франко, в Барселоне… Потому что, если это правда, то надо это скрыть от Люс… Барселона, понимаешь… Я сказал, что нет, когда Марсель Филип переходил границу, Жерар был на сцене, в Париже, а я сидел в зале…

В течение следующих нескольких лет я ездил туда-сюда: Париж — Вильнёв. По большому счету состояние Люс стабилизировалось. Медицинское наблюдение за ней было хорошим, во всяком случае, по меркам того времени. Я продолжал быть почтальоном сплетен. „Идиот“, „Дьявол во плоти“, „Пармская обитель“, „Такой красивый маленький пляж“ — все фильмы Жерара Филипа, в каждом из них я участвовал в массовках. „Пармскую обитель“ снимали в Италии… Люс плевать было на Италию, но она восприняла как знак возвращения Жерара слово „обитель“ в названии, и ее беспокоили журнальные пересуды: правда, что у Жерара была интрижка с Марией Казарес?.. Да нет же, просто дружба, ничего больше. Впрочем, Мария влюблена в Жана Серве, ты же знаешь… Подвергался ли он опасностям во время съемок? Этот спуск с верхотуры башни, на тросе?.. Когда у Люс хватало сил на то, чтобы ее отвели в кино, она, инвалид, особенно восхищалась физическими подвигами Жерара: я бы так сделать не смогла, да?.. Впрочем, она не заметила меня в фильме, где там я?.. Спрятанный в шкуре убийцы, один из солдат среди сотен других, зачастую даже вырезанный при монтаже…»

Мы как раз обогнули склон, и перед нами вдруг предстало пространство над Роной, а позади Авиньон, Папский дворец, который весь трещал по швам от света прожекторов. Мы остановились. Макс задумчиво смотрел на дворец, и его дыхание странным образом успокоилось. Но все-таки он кряхтел, дрожал, цеплялся за мою руку:

«Вы бы не согласились разделить со мной ужин? Скромный, не беспокойтесь…В любом случае, вы прекрасно понимали, что я веду вас к себе…»

Я утвердительно кивнул, конечно же я понял правила игры, и этого ему было достаточно, он еще раз бросил взгляд на дворец и повернул обратно. Что до меня, то теперь я пошел бы за ним на Аляску.

«…Однажды утром, в начале июля 1951 года, я приехал в Обитель с ворохом киношных журналов; первый день моих каникул. И обнаружил настоящий бедлам! Словно бы по келье пролетел ураган: обрывки ткани, какие-то лоскутки, выкройки платьев загромоздили кровать и стол. Ампаро строчила на своей ножной машинке, разрывая тишину грохотом картечи: с новостями, от которых кровоточило мое сердце, я опоздал. Люс уже знала: 18-го числа этого месяца Жерар Филип будет играть „Сида“ в папском дворце Авиньона, в главном дворе замка! На фестивале! Сидя на ограде садика, она что-то лепетала, ее руки порхали, в нетерпении, от счастья: Ампаро сошьет ей что-нибудь элегантное, Жерар узнает ее, совершенно точно… Она еще похудела, вертикальные лучи солнца высвечивали ввалившиеся щеки. Я сказал, не помню уже, что… может, что пойду заказать места, и оставил журналы рядом с Люс.