А ответвлений от основного тракта по пути много было, это он помнил. Правда, назвать их торными дорогами было бы трудно — так, козьи тропы, лошади не пройдут. Но пустынные горбачи — это тебе не лошади, они на таких склонах даже ходу, говорят, не сбавляют, ноги у них так устроены, что легко преодолевают чуть ли не вертикальные склоны. А тропок этих направо, к горной гряде, много уходило. И до Труб Шайтана, и после. И пойди разберись, есть ли свежие следы на старых камнях?
— Будем возвращаться?
Голос у Квентия подчеркнуто нейтральный. Боится высказанной не вовремя эмоцией подтолкнуть к неправильному решению. Мальчишка. Не понимает еще, что бывают обстоятельства, когда правильных решений просто нет, и выбирать приходится из двух заведомо неправильных. Или даже не приходится выбирать, потому что все уже выбрано за тебя…
Конан покачал головой.
— Нет. Цубрахэш обещал поставить сотню копейщиков и столько же конных. Негусто, но населения у них немного, сам видишь. К тому же он обеспечил провиант, да еще и за треть цены. А то, я слышал, наши уже подворовывать стали.
— А! — Квентий пренебрежительно отмахнулся. — Это не наши! Это местная шемитская шпана из Гхазы да Баалура балует, они там у себя на границе привыкли все проблемы набегами решать, вот и… Ты не беспокойся, их еще тогда повесили, в назидание.
— Нет, — Конан шутки не поддержал, смотрел хмуро. — Теперь они тоже — наши. Хотя бы на время этого похода, но — наши. Цубрахэш дает проводника до развалин города Иб. Так что завтра с утра уходим. Нечего нам тут больше делать. И
***
Глава 32
Когда-то очень давно, еще в раннем-раннем детстве, отец казался Атенаис всемогущим.
Почти богом.
Он всегда приходил на помощь, если случалось что-то действительно страшное — ломалась драгоценная игрушка или на первый раз надетое почти взрослое платье отвратительная младшая сестрица сажала не менее отвратительное жирное пятно своими вечно грязными ручонками. Он всегда приходил на помощь, стоило только позвать. А часто так даже и звать не надо было…
Кутаясь в меховую накидку, Атенаис шла по берегу озера — босиком, по самой кромке воды. Ленивые волны щекотали поджимаемые пальцы, на темном песке за спиной оставалась размытая цепочка следов. Вода была ледяная, ноги почти потеряли чувствительность, но было слишком приятно идти вот так — босиком, по самой кромке озерной воды. Слишком приятно, чтобы обуваться.
Приставленная Нийнгааль девка — то ли служанка, то ли страж — брела поодаль, особо не приближаясь, но и не теряя из виду подопечную. Ну и ладно! Зато есть кому тащить мокрые полотенца, грязную одежду и обувь — на тот случай, если ноги замерзнут окончательно.
Вода в горном озере была ледяная, но какое же это наслаждение — вымыться после стольких дней путешествия! Пусть даже и вода холодная, а вместо нежнейших губок и ароматнейших притираний для удаления грязи с тела — пучки жесткой травы, песок и кусочек каким-то чудом обнаруженного на берегу мыльного корня.
Уроки Нийнгааль по травам не прошли даром — Атенаис сразу же узнала маленький кустик с узкими листиками и толстеньким стволиком в перетяжках. Только вот корешок у него оказался совсем крохотным, не больше мизинца. Только-только и хватило волосы промыть.
Ну и ничего.
С кожи грязь отлично и глина с песком стирает. Даже еще полезнее получается — стареющие модницы из такой глины себе притирания для лица делают, на ночь накладывают, чтобы морщин не было. Выглядит страшно, но, говорят, действует. Атенаис, конечно, про борьбу с морщинами думать рановато, но подобными вещами лучше озаботиться пораньше, чтобы потом вдруг поздно не оказалось.
Отец всегда смеялся над этими глиняными притираниями, называя их не иначе как «масками». И рассказывал, что в какой-то далекой стране есть такой обычай — накладывать перед похоронами на лицо умершему человеку особую маску, изготовленную по форме этого лица. У них там считается неприличным представать перед богами с непокрытым лицом, вот и прикрывают его, кто чем может. У богатых и знатных эти маски из золота и серебра, с драгоценными каменьями, у тех, кто победнее — из меди. А у самых бедных маски эти были из глины — глины полно по берегам рек, она ничего не стоит, маску из неё может сделать своему умершему родичу и последний нищий. Вот и получалось, что тарантийские знатные дамы словно бы равняли себя с последними нищими далекой страны. Причём — мертвыми нищими. То-то отец так смеялся!
Вот тогда-то она впервые и поняла, что отец — никакой не бог. А просто человек. Со своими слабостями и недостатками. Более того — мужчина. А, значит, многих вещей понимать просто не способен. А если не способен он даже понять — то какой от него можно ждать помощи?