Берия доложил об окончании спецпереселения Хозяину, и на этом дело было закрыто.
Кончался 1944 год, бесспорно переломный в войне. Наша армия вышла на заграничные походы. И союзники зашевелились. Наконец-таки открыли свой второй фронт в Европе.
После заседания в Кремле Хозяин пригласил их к себе на дачу «отметить удачу».
Были все свои. Сам, Вячеслав Молотов, Георгий Маленков, Никита Хрущев, Клим Ворошилов, Андрей Жданов и он, Лаврентий Берия. Так сказать, привычный состав — великолепная семерка.
Что ж, как говорится, отдыхали душой ветераны. Отдыхали как умели!
«Эта тайная вечеря совсем не похожа на ту, что описана в Библии. Как не похож Коба на Христа, а мы на учеников. Скорее это пир Валтасара, языческого царя, или Ирода, иудейского правителя. А точнее всего — это пир Ивана Грозного с ближайшими опричниками», — неожиданно даже для самого себя ударился в ходе ужина в философию Лаврентий Павлович.
В большом зале, обшитом по стенам деревянными в теплых тонах панелями, лежал на паркетном полу огромный разноцветный ковер. Посередине ковра стоял крытый белой скатертью большой стол. На столе — море разливанное! Водка, коньяк, грузинские вина. Тут вам и «Хванчкара», и «Мукузани», и «Цинандали», и «Ахашени», и даже «Ркацители».
Лаврентий аккуратно перепробовал весь букет и остановился на сухом белом холодном «Цинандали». Белое не такое тяжелое для печени, а пить придется много. Хозяин сам употребляет мало, но строго следит, чтобы гости пили от души. Видимо, он, как и Иван Грозный, считает, «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».
И если есть у кого темные мысли, то по пьяни выскажутся. А ты только слушай да на ус мотай.
Но Берия «стреляный воробей». И поэтому в самом начале он решил как следует поесть, чтобы не развезло от спиртного.
Обслуга уже принесла суп в больших фарфоровых супницах с половниками. Выставили и второе в закрытых блюдах. На первое в этот раз подали ароматнейшую уху из севрюги. А вторых два — из рыбы и мяса.
Гости сами набирали еду на большие белые фарфоровые тарелки. Лаврентий первым подошел к «раздаточному» столу у окна, положил себе острое мясное блюдо и возвратился к большому столу, за которым уже шел хмельной разговор.