Страсть к диалектике: Литературные размышления философа

«Внимай! Моя радость так велика, что мириады вселенных погрузились бы в нее, не поколебав даже ее поверхности. Мир мой, упейся моей свободой и моим блаженством. Возьми и не бойся меня. Я не грозное Божество, а только любящее. Не поклоняйся мне, а только возьми. Я вырываю из твоего наболевшего сердца страх вечных мучений. Я снимаю с тебя гнет сомнения и обязательства и приношу тебе полный расцвет. Ты свободен, и если можешь, то свободен как я. Если дерзаешь, будь мне равным. Ты возможность всего, что ты хочешь, а твоя деятельность – осуществление. В твоем сердце не будет более ни зла, ни зависти. Взамен минутной сладости греха и ужаса вечного мученья я дарю тебе вечную сладость деятельности, неиссякаемый источник радости, жизни» (145 – 146).

«Желание есть страдание», повторяет несколько раз Скрябин, но это не только не удерживает его от самоотдания этому страданию, а, наоборот, тянет к нему. В этом сладострастии Скрябин доходит до несомненного садизма и мазохизма. «Ласкать» у него часто равносильно «терзать», и одно поясняется другим. Ярче всего в этом отношении, может быть, конец «Поэмы экстаза»:

Что угрожало –Теперь возбужденье,

Что ужасало –Теперь наслажденье.И стали укусы пантер и гиенЛишь новою лаской,

Новым терзаньем,А жало змеиЛишь лобзаньем сжигающим (201).

е

) Наконец, это «Я», Все и Ничто, вечная Игра и Страсть и есть Божество, единственно мыслимая божественная жизнь.

Это божество мыслится Скрябиным далеко за пределами того старого Бога и старых богов, которым до сих пор поклонялось человечество. Старый Бог – свобода и страсть, возликовавшая бездна. Подобно Ницше, Скрябин пишет:

«Восстаньте на меня, Бог, пророки и стихии. Как ты создал меня силою своего слова, Саваоф, если ты не лжешь, так я уничтожаю тебя несокрушимою силою моего желанья и моей мысли. Тебя нет, и я свободен. Улыбка моей блаженной радости, безмерной и свободной, своим сиянием затмила боязливый и осторожный блеск твоих солнц. Ты страх хотел породить во мне, обрезать крылья ты мне хотел. Ты любовь убить хотел во мне – к жизни, то есть и к людям. Но я не дам тебе сделать это ни в себе, ни в других. Если я одну крупицу моего блаженства сообщу миру, то он возликует навеки. Бог, которому нужно поклонение, – не Бог» (145).

«Вы будете Боги, ибо я бог, я вас создал; я ничто и я – то, что я создал» (152).

«Я Бог» (153),

ибо

«я изласкаю, я истерзаю Тебя, истомившийся мир, и потом возьму Тебя. И в этом Божественном акте я познаю Тебя единым со мною. Я дам Тебе познать блаженство» (там же).

«Я Бог. Я ничто – я хочу быть всем» (154).

«Человек Бог» – выражение, несколько раз выступающее в «Poème Orgiaque» (183). Правда, другой тоже может сказать, что он Бог. Скрябин слишком горд, чтобы признать независимую от него божественность другого. Он с гордостью и сознанием величия отбрасывает эти слабые для него аргументы другого.