Страсти Евы

Не отдавая отчет действиям, я сгоряча даю ему звонкую пощечину. Мои поломанные ногти случайно расцарапывают его шрам на скуле. Со смиренной отверженностью Гавриил прикрывает дрожащие веки, вне сомнений, сильно оскорбившись. Шокированная собственной жестокостью, я бросаюсь к нему с отчаянными поцелуями в ушибленное место. Гавриил вздрагивает, но не отворачивается и не отталкивает меня.

- Заслуженно, ангел мой, - не браня, целует он меня в висок. - Снимай скорей оберег, я облегчу твои страдания. Твое искалеченное тело и сломанный мизинец меня просто убивают.

Мои первые болевые ощущения, когда его ладонь опускается на мой лоб, приравниваются к ожогу, но достаточно быстро кожная горячка улетает прочь.

- Низкий тебе поклон, Гавриил, за все, что ты сделал для меня и для брата, - от всего сердца говорю я, но мой голос тонет в дробных раскатах грома.

По наитию мы одновременно переводим взгляд на обвисшую брюхатую тучу, и у нас у обоих отваливается челюсть. С севера в нашу сторону надвигается армия Германа Львовича с полусотней отборных солдат. С востока в не меньшем объеме прибывает войско полковника Уилсона.

- Грядет страшная Война! - потусторонним тоном освещаю я картину мира, как если бы в мое тело вживился Страж Жизни.

- О чем ты, Ева? - остолбенело смотрит на меня Гавриил.

Мой краткий пересказ пророчества Стража Жизни на инициации заканчивается колючей резью в желудке. Я складываюсь пополам, обхватывая руками живот.

- Детка, тебе плохо? - тревожится Гавриил, забирая мои волосы назад.

- С антидепрессантами что-то не то…

Меня мутит так, что мир в глазах расплывается, однако избавиться от отравы не получается. С врачебной профессиональностью Гавриил сует мне два пальца в рот, и, как из мешка, я вытрясаю из себя содержимое желудка. Он придерживает меня за поясницу, чтобы я не свалилась в лужицу с остатками красно-белой пилюли.

- Финкельштейн, сукин сын, я тебя четвертую! - зло рычит он, видимо, углядев в препарате имя его распространителя. - Больше не пей эту дрянь. Таблетки не прошли тестирование и в продажу не вышли. Тебе лучше, ангел мой?

Принудительная очистка организма полностью доказала эффективность. У меня даже голова просветлела. За отсутствием каких-либо средств гигиены я снимаю пояс от чулок и привожу им себя в порядок.

- Значительно, - стыдливо проговариваю я. - Извини, что доставила тебе столько хлопот.

- Чтобы я больше этого не слышал! - грозно отрезает Гавриил. - Что естественно, то не безобразно. Забудь о прошлой жизни. Выродок Спенсера заплатил жизнью за все, что сделал с тобой и твоей психикой.

Первого января вся мировая пресса изобиловала заголовками: «За день до Нового года двадцатилетний сын мультимиллиардера Спенсера Уайта скончался от передозировки героина на своей яхте у берегов Сицилии».

С колоссальным трудом я возвращаю челюсть на место:

- Ты убил его?

- Не велика потеря, Ева, - невозмутимо вносит ремарку Гавриил. - Этот сукин сын при жизни кололся и совокуплялся со всеми подряд, избивая и насилуя еще совсем молоденьких девочек и мальчиков Он, мать его, швырялся деньгами из казны Ордена направо и налево. Узнав о том, что он тебя унизил, я сделал ему предложение, от которого нельзя отказаться. Он струсил и свел счеты с жизнью. Теперь Люк Уайт мой вечный должник.

Сколько мертвых душ на счету у Гавриила, раз он так непринужденно беседует о столь ужасных вещах? Впрочем, лукавить я не буду - заступничество мне более чем приятно, хотя способы у моего любимого мужчины по-волчьи жестокие.

- И какое предложение ты сделал «постельному клопу»?

- В служении мне наемником от него будет больше прока, - просто пожимает плечами Гавриил и стягивает с себя мотоциклетную куртку, под которой остается черная футболка с кроткими рукавами. - Одевайся, ангел мой. В пяти минутах ходьбы наискосок есть Врата. Мы переместимся туда, где я оставил свой мотоцикл.

Он легко подхватывает меня на руки и разворачивается в сторону леса.

ЛЕС!

- Остановись! - взмаливаюсь я.

- Что не так, Ева?

- В лесу живут они….

Исподлобья Гавриил награждает меня странным взглядом, но скорость шагов не уменьшает:

- Ангел мой, ну какие еще они?

- Мертвецы!

В какой-то степени я понимаю как, должно быть, глупо звучат мои слова.

- Уверен, что они - это плод твоего разыгравшегося воображения из-за таблеток, - с рутинным скептицизмом подчеркивает Гавриил и смело заходит в лес.

- Если они поужинают нами, в этом будешь виноват ты.

- Не бойся, они не посмеют нас тронуть.

- Ага, значит, ты их все-таки видел! - в смятении ловлю я его на слове.

Гавриил закатывается громким хохотом, откидывая голову назад. Эхо его низкого голоса пролетает по лесу, как четверть часа назад «задушевное песнопение» безглазой утопленницы.

- Очень смешно, - неулыбчиво виню я его, несмело озираясь вокруг.