Страсти и другие рассказы

Четыре писательницы жили в Восточном Бронксе. Гарри вызвался развезти их по домам. Я сидел на переднем сиденье рядом с Гарри. Нападало столько снега, что машина с трудом продвигалась по небольшим улочкам, на которых они жили. Гарри, как извозчик из прошлого, провожал каждую до подъезда. Все это время он молчал, но, когда мы выехали на Симен-авеню, вдруг произнес:

— Ну вот и Новый год!

— Я слышал, что вы прекрасно готовите кнедлики, — сказал я, просто чтобы что-то сказать.

Гарри мгновенно оживился:

— Но ведь это очень просто. Если есть хорошее мясо и точно знаешь, сколько чего класть, все получается, как надо. В вашей стране, я имею в виду Польшу, евреи ходили к своим рабби. В Литве — учились в иешивах, а мы в Бессарабии ели мамалыгу, кнедлики и пили вино. У нас там круглый год был Пурим. Борис назвал меня неучем. Я не неуч. Я ходил в хедер и к пятнице знал главу из Пятикнижия лучше, чем он. Но здесь, в Америке, он немного занимался английским, а у меня терпенья не хватило, зато идиш я знаю лучше него. А зачем мне гражданство? Паспорта здесь никто не требует. Он занялся бизнесом, а я работал в магазинах. Несколько лет мы вообще не виделись. Когда я как-то зашел к нему, он уже был женат на этой стерве Генриете. «Где ты откопал этакую Ксантиппу?» — спросил я. «Гершель, — сказал он, — я был слеп. Помоги мне. Если ты мне не поможешь, она сведет меня в могилу». Они тогда еще жили вместе. А на работе у него был отдельный кабинет, и я туда переехал. Из-за Генриеты он нажил себе язву — она все пересаливала и переперчивала. Вполне возможно, что она хотела его отравить. У него на работе стояла газовая плита, и я начал для него готовить… Да, права у него есть, но водить он не умеет. Когда он садится за руль, то обязательно попадает в аварию. Я стал его шофером. Я умею читать знаки; его помощь в этом мне никогда не требовалась. Если я один раз проеду по какой-нибудь улице, я ее потом посреди ночи узнаю. Мы стали как братья, даже ближе. Он еще пару лет позволил Генриете себя мучить. За то время, что они жили вместе, она родила ему двух дочерей и сына. Ничего хорошего ни из кого не вышло. Старшая дочь пять раз разводилась, вторая — злобная старая дева. Сын — адвокат у гангстеров. Перед тем как идти на дело, головорезы приходят к нему, и он их учит, как обойти закон. Борис сказал, что я украл лошадь. Я ее не крал. Это была лошадь моего отца. Да, так о чем я говорил? А, что Генриета так и не дала ему развода. А зачем ей разводиться, когда она и так имеет все, что захочет. Сейчас стало легче развестись с плохой женой. А в те времена каждая потаскушка здесь считалась леди, суд был на ее стороне. Борис помешан на женщинах, а меня они не привлекают. Почти все женщины — золотоискательницы. Им нужны не вы, а ваши деньги. Мне не по душе их неискренность, но Борис любит, когда его обманывают. Он особенно падок на писательниц, художниц, актрис и прочих в том же роде. Когда они начинают увиваться за ним со своими гладкими книжными речами, он теряет голову. После того как Борис разъехался с Генриетой, он поселился в квартире на Парк-авеню, и я — с ним. Сколько раз он возвращался домой и рыдал: «Гарри, я больше не могу, они все фальшивы, как языческие боги!» — «Прогони их», — советовал я. Он падал на колени и клялся душой своего отца, что пошлет их всех к черту, но на следующий же день опять с кем-нибудь встречался.