Страсти по Фоме - книга 1

— И часто ты так чувствуешь?

— Вообще-то я его никогда не снимаю!.. — Мартин распахнул камзол.

Фома захохотал: на младшем церемониймейстере был тяжелый кожаный панцирь.

— Ну, ты даешь! Это же тяжело!

— Жить захочешь, станешь жить тяжело! — вздохнул Мартин. — Лишь бы жить ее, проклятую!

— О, Мартин, за тобой записывать надо! На-ка, выпей вина! Не могу видеть тебя в таком настроении. Такое прекрасное утро!..

— А как старый Мартин? — вспомнил он еще одну жертву своего разгильдяйства.

— Он вообще в полном порядке, даже синяка нет. Вот что значит школа! У него особая техника, мне кажется, что он самортизирует грудью даже пущенное копье — вот какой мастер! Сейчас таких нет… Но три дня проваляется, порядок такой: считается, что у его величества рука тяжелая…

Фома от души веселился, слушая тайны каросского двора. В результате, Мэя зашевелилась, подняла голову и поспешно укрылась. Фома увлек Мартина в другую комнату вместе с завтраком.

— Доброе утро, граф, — прошептала она с хрипотцой, устремляясь к нему навстречу. — Я так крепко спала! Ничего не слышала! Со мной такого не бывало!..

Фома, напевая в юности: «вставайте, граф, рассвет уже полощется из-за озерной выглянув воды…» — даже в самых смелых мечтах не мог предположить, что кто-то когда-то поприветствует его именно так: доброе утро, граф!.. Это было необычайно приятно, черт возьми!

— Доброе утро, невеста Ливана…

Лицо Мэи понемногу оживлялось, после сна, навеянного Фомой, глаза ее приобретали ясность и блеск.

— А вам должно быть стыдно! Ваша дама не прикрыта, а вы стоите над ней и разговариваете с посторонним мужчиной!

— Ну, подумаешь, коленка! — поцеловал ее Фома.

— Ничего себе коленка! — ахнула она. — Это была… уже не коленка!

— Ну, хорошо, хорошо! Мартин ничего не видел, он стоял спиной, закрыв глаза, руки связаны, в груди посох…

— Граф, можно я вас поцелую?..

«Господи!.. Драконы каросские, понесите меня на своих мощных крыльях за облака, ибо нет на земле места, которое может теперь меня вместить!..»

— А скажи мне, Марти, где ты был вчера до обеда и почему не предупредил меня, заработав, тем самым, в грудь, да еще и лишив себя обеда?

Мартин с аппетитом уплетал завтрак, запивая вином и сопел.

— Я был у Скарта, — поделился он. — Докладывал о вас, ваше сиятельство.

— Да?.. Это новость!.. Что это ты так разоткровенничался? — удивился Фома. — Скарту это может не понравится.

— А вас еще не слушают, рано! — беспечно ответил Мартин. — Тем более, что мы в другой комнате, а слушок у вас заткнут, как я посмотрю.

Мартин довольно рассмеялся.

— А мы проверим!..

Фома зажег свечу, выдернул покрывало и поднес огонь к пасти дракона канделябра. Пламя ровно вытянулось в огненное перо.

— Ты отчаянный парень!

— А чего? — искренне удивился Мартин. — Сегодня либо вы — Скарта, либо он — вас. Я ничем не рискую! Мне кажется, вы почти покойник.

Фома немного оторопел.

— Вас в школе учат говорить, что думаешь или ты сам научился?

— Не знаю, сам, наверное, — подумав, сказал Мартин. — А что?

— А то, что это большая роскошь. Не многие могут себе это позволить. Лишь королям и совершенно нищим доступно это!..

Он не упомянул идиотов, потому что вошла Мэя, свежая, как Аврора, за ней вкатили еще один завтрак.

— Мэя, тебя не узнать! — восхитился Мартин. — Ваше сиятельство, что вы с ней сделали? Она так хороша, словно…

Мартин не нашел, что сказать, потому что помимо комплимента: вы так хороши, словно готовы к употреблению, — другие любезности при дворе были не в ходу. Этот же комплимент он почему-то не решился произнести при его сиятельстве.

— Граф рассказывает дивные истории, — улыбнулась Мэя Фоме.

— А Мэя дивно их завершает, придумывая новые развязки.

— Вы тут сказочками забавляетесь, а уже поговаривают о мобилизации, как бы не попасть под эту развязку! — поддержал тему Мартин, и вздохнул:

— Вся надежда на мамашу, потому что этот старый хрыч, Мартин, не скоро еще помрет!

Завязалась вполне светская беседа. Мартин рассказывал анекдоты из жизни двора, о том, как он пытается закосить от армии с помощью любовных похождений матери, которая не жалеет себя ради страха рекрутского, и о том, что видимо все-таки станет в конце концов главным распорядителем вместо старого Мартина: дела у мамаши шли хорошо. Говорил он обо всем этом легко, ни на секунду не задумываясь и не останавливаясь.

— Когда на небе восходит солнце, луна заходит:

Перед оградой высокие горы и освежающие воды…* (*здесь и далее Сэтте)

Мэя читала стихи из единственной книги, которую она принесла с собой в апартаменты Фомы, а сам Фома валялся в постели и дремал, коротая время до поединка. Не думал он, что ожидание так будет выматывать, он все время прислушивался к шагам в коридоре. И чертыхался…

После завтрака Мэя хотела уйти, но он не отпустил ее. Так ему было спокойнее. Он договорился с Блейком, что тот с кем-нибудь зайдет к нему, когда станет известно время поединка и заберет Мэю с собой.