Страсти по Фоме - книга 2

— Там закрыто! — сказала она, и утянула за собой в соседнюю дверь…

Её звали Таей и она уверяла Фому, что выпила с ним цистерну коньяка.

— Это за тобой? — первым делом поинтересовалась она.

— С чего ты взяла? — состроил он удивленное лицо.

— Ой, не надо, Андрон, ты единственный хотел выпрыгнуть в окно! — засмеялась Тая. — С тобой все время какая-то беда: то стреляют, то сжигают!.. Такой бар был! — вздохнула она. — Что ты опять натворил?

— А сюда не придут? — вместо ответа спросил он.

— Не, это другая парадная, не допрут, и я заперла выход из той квартиры. Блин, как появились эти… патриоты долбанные, каждый день какая-нибудь фигня: то митинг, то драка, то песни с самого утра орут!

— А по какому поводу сегодня?

— Все по тому же — сербы.

— А что сербы?

Когда Тая убедилась, что он действительно ничего не знает, она вздохнула с завистью:

— Ты где живешь вообще? Страна на пороге братской помощи! Мир накануне третьей мировой! Недавно стреляли по американскому посольству из гранатомёта и Жириновского. США, НАТО и МВФ теперь у нас самые ругательные слова.

— Они никогда и не были ласкательными. А что сейчас?

— Одни нам ничего не позволяют, другие себе позволяют слишком много!..

Она вывалила на Фому — НАТО, Сербия, Косово, точечные ночные бомбежки…

— Так мы что, воюем? — удивился он, вспоминая уютное тихое кафе на бульваре.

Таю все это забавляло.

— Если бы не твой туберкулез члена, я бы тебя изнасиловала за такое отношение к действительности, клянусь!

— Что? — открыл он рот. — Че-го туберкулез?!

— Так ты меня динамил? — возмутилась она. — Я так и знала.

Они прошли на кухню, она включила газ.

— Кофе?.. — Появились чашечки с кофе.

Усевшись, Фома почувствовал свое состояние, точнее, почувствовал себя. Снова. Его затошнило. Какой кофе?!

— Нет, я лучше… это!

Он положил дипломат на колени.

— А что это?

— Сейчас посмотрим…

Он даже вспотел от предвкушения и странного опасения, что чемодан пуст — ну не верилось, что столько и у него! Но чемодан был все так же полон.

— Будешь?

— Буду!.. А что это? — спросила Тая шепотом.

— То, что уносит печаль.

— Так из-за этого вся эта стрельба? Ты что курьер?

— Сколько вопросов!.. Будешь?

К кофе они так и не притронулись. Зачем кофе, когда кокс?! И кофейник хрипел, на полном газу, последними пузырями, а его пластмассовая ручка начинала оплывать…

— Так в чем там дело-то? — расслабленно спросил он, когда они уже вогнали в себя по две дороги в ад с никелированного кофейного подноса.

Это было что-то новенькое, с какими-то примесями, которые давали странный эффект. Минуты две Тая молчала, осмысливая мировую политику с новой позиции.

— А ни в чем! — наконец, легко выдохнула она. — НАТО бомбит Сербию за Косово!

— Погоди-погоди!.. — Фома ухватил конец радужной и очень веселой гирлянды, которая слетела из дальнего угла комнаты и заплясала у него перед глазами. — НАТО же Ирак бомбил, причем здесь юги?

— Там была Моника Левински! — хохотнула Тая, видимо, ухватившись за ту же веселую гирлянду. — Это каждый коммунист знает!

— А здесь?

— А здесь — Моника Албански!..

Фома представил себе геополитику, в виде пухленькой красивой девахи. Её он почему-то помнил. Больше он от Таи ничего не добился, на все вопросы она отвечала только одно: Моника Албански, Моника Думски, Моника Палестински, — и заходилась в пароксизмах смеха. Вся мировая история представлялась теперь деянием этой американской девы, которая заменила надоевшую всем пуританскую и мстительную Афину Палладу. Эрато снова взяла узды мира — и frenulumclitoridis, и frenulumpreputii.

— Погоди, у меня есть примочка, которая уносит не только печаль, но и скромность!..

Вездесущая Моника сделала мир рассеяно эротичным, хотя и воинственным. «Какая примочка?» — хотел спросить он, но было уже поздно. Две таблетки с буковками, словно волшебные колеса колесниц Ашшурбанипала, легко проскочили внутрь и заторжествовал новый Вавилон. Цветная гирлянда обрела вид карнавального города, мировой столицы греха и свободы, и зазвучала.

Музыка заворожила Фому. Он замычал.

— Вот так мы оттопыриваемся!.. — Тая показывала пальцем на него и на часы, которые вдруг пошли в обратном направлении и уходили все дальше.

Хохотала она беспрерывно. Фома хотел спросить, что это, но вокруг все загрохотало, она включила музыку и грозно, как менада, пошла в танце. Комната вдруг стала низкой и узкой, как пенал, и танец происходил прямо у него на коленях

— Моника Фашистски! — кричала Тая, придвигаясь все ближе, и начиная снимать эсэсовское бикини; показались маленькие груди, необыкновенно привлекательные на фоне расстегнутой черной кожаной блузки.

Музыка становилась все громче, движения Таи все медленнее. Наконец, она почти остановилась, вышла из трусиков, как это умеют только бесстыдницы и, оставшись в одной фуражке, медленно оседлала Фому, стаскивая с него куртку.

И вдруг рухнула рядом с ним на диван, пораженная новым пароксизмом смеха, увидев выпавшую на живот карамельку: «это мне?!» Смех сотрясал не только диван, но и квартиру так, что Фома схватился за круглый валик дивана, чтобы не упасть и не дать ему развалиться.