Страсти по Фоме - книга 2

— Сегодня, Верочка, сегодня! — Василий Николаевич преувеличенно нахмурил брови, но не выдержал и хохотнул снова. — Он мне всю отчетность испортил по оздоровительной койкоосвобождаемости. Тем более в такой палате! У вас богатые друзья, Андрей Андреевич, но у меня тоже… начальство. И очередь! Еще раз желаю вам не попадать к нам, хотя мы вам всегда рады! Такой вот каламбур…

— Да, чуть не забыл! По поводу… этого… — Он похлопал себя по ключице. — Гистологический анализ будет денька через два, зайдёте?..

Благодушно кивнув, заведующий направился к выходу, сбивая медицинский интернационал в стайку.

— Но, Василий Николаевич, он же всего три дня, как встал! — заметила старшая сестра ему вслед.

Всем хороша была Верочка, но страшный шрам, который он однажды увидел на самой дельте ее живота, сделал их отношения предельно осторожными. После этого она приходила к нему только по ночам, не включая свет, и отдавалась ему, скупо освещаемая отблесками уличных фонарей на стенах и потолке. Амазонка на вылазке. Амазонка Фармацевтида. Или Терапевтида?.. Асклепиада.

Теперь она теряла ночь, последнюю.

Он понимал, что она что-то подмешивает ему в вечернюю порцию лекарств, потому что стоило только ей появиться в палате, после того, как гасили свет, в полурастегнутом, на обнаженное тело, халате, и у него возникала судорожная истома во всем теле…

— Ну хорошо, Вера Александровна, только спросите, на всякий случай у самого Фомина, когда он хочет! — бросил Василий Николаевич, уже выходя.

Все знал мудрый зав Ефимов, и хотя молод был для такой должности и неподобающе красив, все знали, досталась ему эта должность потом и кровью («Пациентов!» — добавляли острословы из ординатуры), после блестящих операций и таких же методологических статей в самом «NatureMedicine». Из-за длинных волос и артистической внешности, его иначе, как маэстро, не называли…

— Да? — спросила Вера, когда все вышли.

— Да, — опустил он глаза.

— Ну и ч-черт с тобой! Иди!.. — швырнула она в него подаренную папку. — И бред свой забери, сумасшедший! Правильно Лев Андреич говорил, ты неизлечим! Выкатывайся!.. Ну всего одна ночь, Андрей? Одна! Что тебе стоит?..

На свежий воздух Фомин вышел с блаженной улыбкой избежавшего смерти. Чего стоит глоток чистого воздуха?.. Сколько он провалялся, сколько его сшивали и расшивали?..

Огромное серое здание больничного комплекса встало у него за спиной, как прошлое, правда, впереди виднелся желтоватый одноэтажный домик, с характерной архитектурой и мрачной аурой последней гримерной человеков, поскольку вышел он не через парадный подъезд. Но неизбежную дорожку к нему пересекала широкая аллея к выходу, на которую всегда можно было свернуть. Он и свернул, чувствуя себя и глупо и счастливо от незатейливой символичности перекрестка…

Какой-то встречный попросил у него закурить.

— Не курю, — отмахнулся Фомин; объяснять, что от одной затяжки у него слетает голова, было бы слишком долго.

— Ну и правильно, ваше сиятельство! — почему-то обрадовался незнакомец. — Тогда я пошел?

— Иди!.. — Фомин с веселым недоумением посмотрел странному человеку вслед.

Тот шел упругой походкой тренированного человека, не оборачиваясь, не ведая сомнений.

Хмыкнув: «все-таки что-то происходит с людьми в последнее время!» — Фомин забросил сумку на плечо и, развернувшись, увидел Марию прямо перед собой.

— О! — расцвел он. — Я говорил тебе, что Мария — самое многообещающее имя?

— И самое затасканное — просто Мария!.. Я ничего тебе, кстати, не обещала!

— Самое печальное и глубокое!.. А встречу?.. Одну?

— Самое претенциозное!.. Встречу надо заслужить.

— Самое строгое и чистое — сколько Марий, столько святых!.. Я заслужу, я отмолю у… у Девы Марии!.. Ни одно имя не имеет такой библиографии в святцах!

— А твое — в девичьих проклятцах, подлец! Ты у меня отмоли!.. Где тебя носило? Как ты посмел так изощренно надругаться надо мной?

Господи! Дева Мария! как он ликовал, глядя на нее! Он мечтательно глянул вверх — небо, солнце, ширь, синь!.. День обещал быть стремительным.

— Самое королевское — Мария, ваше величество! — спустился он с небес.

— Самое простонародное — Маня!.. Не увиливай!

— Самое поэтическое… мой милый маг, молю, молчи, моя Мария — мричина и миновница мсех мед!.. Моих!

— Что значит, миновница?! — возмущенно ахнула Мария. — Я еще и виновата?.. Самое поругаемое!

— Самое непорочное и неопалимое, минуют беды тебя, миновница! — продолжал он. — Самое бескорыстное — Машенька и пирожок, и самое…

— И самое матримониальное — Мэри ми! — не выдержала и засмеялась Мария.

— Ловлю на слове!

— Ты на деле лови!.. — Она поправила прядь.

У нее в сумочке звонил телефон… и она была уже другая.

— Да?.. Нет, Эш, не могу, я иду в театр… Потом… Потом… Да… Я же сказала, все потом!

Она захлопнула телефон и бросила обратно в сумочку.

— Кто это?

— Ерунда… по работе.

— Как ты догадалась насчет театра?

— Весь мир театр, мы же договаривались!

— С кем ты договаривалась?! Ты меня ни с кем не путаешь?

— Тебя спутаешь!.. Гжеш позвонил ни с того, ни с сего, пригласил на премьеру. Гамлет.

— Кто это был? — кивнула она ему за спину. — Твой знакомый?