Страстотерпцы

Алексей любил ездить в сильный мороз. Глядеть на сияющий мир через продых в тулупе, радоваться теплу, свету, дивной красоте земли.

Деревянное кружево старого коломенского дворца было в инее. Заиндевелые дубы пламенели белизною на позлащённом серебре небес.

Прошли, всего-то ничего, от саней до крыльца да по крыльцу, а внесли с собою большое морозное облако. Фёдор подбежал к старшему брату, счастливый впрок.

   — С гор будем кататься?

   — Если мороз отпустит. В такой куда? Поморозишься.

Фёдор повёл рукою по тающему морозному облаку.

   — Как хочется покататься!

   — Помолись, — сказал Алексей, — Господь добрый.

   — Я помолюсь! — обрадовался подсказке Фёдор. — Я жарко помолюсь.

К наследнику подошёл Симеон Полоцкий.

   — Батюшка-государь зовёт вас, государей, к большому окну.

   — Да что там?! — затрепетал от ожидания чуда Фёдор, ухватил учителя за рукав. — Да что же там?

   — Сами всё увидите. Надо только снять шубы, валенки.

Из шубы Фёдор выскочил, как стрелка из луковицы. Одной ногой тряхнул — валенок в угол, другой — в другой угол.

   — Извольте чёботы надеть, — предложил царевичу учитель.

   — Чего валенки-то раскидал? — укорил старший брат.

Фёдор вспыхнул, но побежал, вырвал валенки из рук слуг, принёс, поставил.

   — Благодарю тебя! — поклонился царевичу Симеон.

Наконец и чёботы надеты.

Батюшка стоял в большой комнате перед большим окнам, возле него старшие царевны, Евдокия, Марфа, София.

   — Идите сюда! — позвал сыновей Алексей Михайлович, давая им место возле себя.

Стеклянное окно было расчищено от изморози, а за окном, внизу, на Москве-реке ало пламенел дворец. Ледяная копия нового, начатого в прошлом году.

   — Ай! — закричал Фёдор в восторге.

   — Чего же «ай»? — засмеялся батюшка. — Лёд красный!

   — Мастера исхитрились, — сказал Алексей, не чувствуя, что повторяет любимые слова отца.

   — А мы пойдём туда? — прижался к батюшкиным ногам Фёдор.

   — Отпустит мороз, пойдём.

Фёдор быстро глянул на брата и зашептал молитву.

   — Вот бы такой камень найти! — сказала царевна Софья. — Прозрачный, но чтоб не таял.

   — Да, — согласился Алексей Михайлович, пристально глянув на царевну. — Мастеров надо искать. Мастера всё смогут.

Поразила печаль в глазах дочери.

   — Царевна ты моя! Господи, плачешь, что ли?

Слёзки так и закапали, покатились по круглому личику.

   — Что с тобою?

   — Растает...

   — Не скоро, — утешил дочь Алексей Михайлович, отирая слёзы со своих щёк; растрогала.

К государю подошёл Фёдор Михайлович Ртищев.

   — Ордин-Нащокин приехал. Известие из Царьграда.

Алексей Михайлович наклонился, поцеловал Софью в ясный лобик.

   — Ты радуйся!.. Радуйтесь, детушки! Радуйтесь красоте... Мороз спадёт, вместе погуляем, полюбуемся.

Ордин-Нащокин ждал царя, не снимая шубы.

   — Прости, великий государь, что тревожу в праздник... Гонец ко мне на порог, а я к тебе. Патриарха константинопольского Парфения ещё 11 ноября низвергли из сана и отправили в ссылку. Волю падишаха объявлял мультянский князь Радул.

   — Слава Богу! — перекрестился Алексей Михайлович. — Отчего не раздеваешься, Афанасий Лаврентьевич? В моём доме ты всем в радость.

   — Дозволь, государь, ещё сказать, — поклонился оберегатель посольских тайн. — 13 ноября в патриархи царствующего града Константинополя возведён гераклийский митрополит Мефодий.

Сказал, прикрыл глаза веками, поклонился царю до земли.

   — Дозволь, великий государь, отбыть. Нынче будут мои люди из Малороссии.

   — В праздник грех трудиться.

   — Ох, государь! Не для праздника сии речи, но боюсь, боюсь... Великое неспокойство охватило многие украинские города... Не дремлют враги, не дают и нам дремать.

Трижды истово поклонился на иконы.

   — Прости, великий государь! Нет большей казни, чем огорчать тебя, света. Застить лучи твои... Не могу, однако, и скрыть правду. Парфения, бывшего патриарха, турки умертвили...

   — Господи! — побледнел Алексей Михайлович.

   — Никаких подробностей не ведаю. Мои люди узнали о несчастье уже в дороге.

   — Господи! — снова сказал Алексей Михайлович.

8

Тайный человек, приехавший к Ордин-Нащокину из резиденции гетмана Брюховецкого Гадяча, был добрым горожанином, а стало быть, противником казачьей грабительской власти.

   — Пока есть казаки, — сказал он Ордин-Нащокину, начиная долгий доклад, — не быть миру на Украине. Казаки врага себе всегда найдут.

   — А существует ли такая возможность — избавиться от казачества? — спросил оберегатель посольских дел и тайн. — И разве украинцы и казаки не одно и то же?