Когда настало утро, Алекс побрела на автовокзал и купила билет до Рима. Добравшись до квартиры, адрес которой ей был продиктован, первым кого встретила Алекс, оказался Родерик:
- Где ты, чёрт возьми, была? - подавляя гнев, вопрошал он, - я жду тебя здесь уже два дня.
Алекс даже не стала отвечать на его выпад. Закрыв дверь, она спокойно развернулась к Родерику и сделала резкий выпад кулаком ему в живот. Недовольство на лице Родерика тут же пропало и сменилось болью.
- А ты, мать твою, почему не сказал? - почти прорычала она.
- Что?... - прохрипел он, сгибаясь пополам. - Что... надо было... сказать?
- Что заминирован вокал в Болонье. Только не надо сказок, что ты не знал, что кто-то готовит теракт. Вокзал разнесло к чертовой матери, как будто туда принесли сорок килограмм гелигнита. Зачем это было нужно? Кого вы этим хотели запугать?
- Я, правда, не знаю... это не мое направление... вокзалом занимались другие люди.
- Значит, ты все-таки знал, - заключила Алекс, и как только Родерик выпрямился, ударила его коленом в пах.
Войдя в комнату, она тут же уселась на диван и закурила. Когда туда же доковылял еле дышащий Родерик, она отрешённо произнесла:
- Даже никто ответственности на себя не взял. Что это за теракт, если никто не признаётся, что его совершил? Тогда зачем он нужен, ради чего?
- А тебе не всё ли равно? - сипло отозвался Родерик. - Коммунисты, фашисты... Каждый додумает версию на свой вкус.
Он осторожно опустился на диван поодаль от Алекс, а она продолжала гневно смотреть на него:
- Ты хоть представляешь, что значит оказаться там? Хоть чуть-чуть представляешь, что я сейчас чувствую?
- Ты что, была Болонье? - наконец, спросил Родерик.
- Да! - гаркнула Алекс.
- Вот чёрт, - только и сказал он на это известие. - Я думал, ты полетишь самолетом? Почему ты поехала поездом?
- Это всё, что тебя сейчас волнует? - сверкая глазами и трясясь от плохо подавляемого гнева, спросила Алекс. - А то, что после того, как за моей спиной рухнул вокзал, после того как я выносила раненых, после того как они умирали у меня на глазах, тебе не приходит в голову, что больше я не смогу взять в руку не то что взрывчатку, даже электронный будильник, потому что он будет напоминать мне таймер и трехлетнюю девочку, которой размозжило все тело бетонной плитой? У неё осколки ребер торчали наружу. Ты можешь себе это представить?
- Чёрт, вот чёрт, - шёпотом повторял Родерик, - Это... это... давай выпьем. Нам надо выпить.
Он ту же отправился на кухню и принёс два стакана и начатую бутылку виски. После первого стакана, он всё же спросил Алекс:
- Ты не пострадала?
Не мигая, она смотрела на Родерика, и как он наливает стакан заново:
- Пострадала. Тот взрыв убил во мне террориста. Я теперь профнепригодна.
- Ты... это... - приложившись к стакану, пролепетал Родерик, - Давай выпей.
- Ты слышал, что я сказала? Я больше не смогу работать.
- Не руби с плеча, мы что-нибудь придумаем.
- Что придумаем, Рори? - бесцветным от морального истощения голосом, произнесла она. - Может, ты вернешь к жизни тех людей, которые уже погибли от моих бомб? Потому что я веду им счёт с самого первого дня. Их было пятьдесят четыре. А вчера погибло восемьдесят пять человек, и все их тела я видела собственными глазами, так же близко, как вижу тебя сейчас. Знаешь, как мне было страшно? А их было передо мной аж восемьдесят пять. Как думаешь, если бы я видела своих жертв воочию, хотя бы первые шесть, я бы продолжила, довела их число до пятидесяти четырёх?
- Слушай, Алекс... - уже заплетающимся языком попытался что-то сказать Родерик.
- Нет, ты меня послушай, - отрезала она, - ты можешь меня уволить, убить, сдать полиции, но сути этого не изменит - я больше не могу работать, понимаешь ты или нет? После того, что я пережила в Болонье, больше никогда не смогу.
- Давай... обсудим это завтра. Ты успокоишься, и мы подумаем, как быть. Ты пей, будет легче.
- Пить? А сам ты отчего так часто прикладываешься к бутылке? Неужто тоже вспоминаешь, сколько человек при твоём посредничестве убили отморозки вроде меня?
Судя по его реакции, Алекс попала в точку.
- Надо было раньше начинать свой счёт, - цинично ухмыльнулся Родерик.
- Да пошёл ты, - процедила Алекс и, встав с места, опрокинула свой стакан на стол и под стенания Родерика ушла в другую комнату.
Остаток вечера он пил так, будто это у него лично случилось горе, и произошел душевный слом. Через час Родерик начал скрестись в дверь и жалобно просить впустить его, но Алекс не поддалась. В темноте она лежала на кровати и думала, о себе, о Родерике, о работе и о борьбе.