Стратегия психотерапии

Другими словами, когда человек находится в состоянии "глубокой рефлексии" и, кажется, полностью оторван от внешнего мира, целостность задачи, которую он выполняет в этом душевном состоянии, не разрушается внешними стимулами, но какая-то периферийная часть сознания заставляет его все же принимать их, правильно на них реагировать; при этом в памяти не запечатлеваются ни сами стимулы, ни реакция на них. Жена Олдоса Хаксли рассказывала, что, когда она дома, он, находясь в состоянии "глубокой рефлексии", не обращает внимания на телефонные звонки, хотя телефон стоит рядом с ним, и на звонки в дверь. "Он просто во всем тогда полагается на меня, но если я говорю ему, что ухожу, он всегда отвечает на телефонный звонок и открывает дверь, когда кто-то звонит".

Хаксли считал, что ему требуется приблизительно пять минут, чтобы войти в состояние "глубокой рефлексии", и для этого ему нужно "просто отбросить в сторону все якоря" сознания. Что он под этим понимал, Хаксли объяснить не мог. "Это весьма субъективные ощущения", при которых он явно добивался состояния "упорядоченной умственной организации", что позволяло его мыслям течь свободно и упорядочение в то время, как он писал, -- таково было его окончательное объяснение. Он никогда не занимался анализом своей "глубокой рефлексии" и не считал, что сможет ее проанализировать. Зато он предложил провести экспериментальное исследование такого состояния в течение одного дня. При этом исследовании быстро обнаружилось, что, погружаясь в свои мысли, чтобы достичь состояния "глубокой рефлексии", он действительно "отбрасывал в сторону все якоря" и, казалось, терял всякую связь с окружающей обстановкой. При попытке субъективно пережить состояние "глубокой рефлексии" и вспомнить процессы вхождения в такое состояние он смог развить его за пять минут, а выйти из него буквально через две минуты. Хаксли прокомментировал это следующим образом: "Я приношу свои извинения. Неожиданно я обнаружил, что приготовился работать, но мне нечего делать. И я понял, что мне лучше выйти из этого состояния". Перед следующей попыткой мы договорились, что я должен дать сигнал, когда ему выходить из состояния "глубокой рефлексии". Вторая попытка была так же удачна, как и первая. Хаксли спокойно сидел в течение нескольких минут, а потом я подал ему условный знак. Он так прокомментировал это: "Я обнаружил, что чего-то жду. Я не знал, чего именно. Это было просто что-то" вне времени и пространства, что должно произойти. Мне кажется, я в первый раз заметил это ощущение. Я всегда над чем-то размышлял в это время. Но на сей раз у меня не было никакой работы, я был ничем не заинтересован, ко всему безразличен, просто ждал чего-то и чувствовал настоятельную потребность выйти из этого состояния. Интересно, вы подали мне условный сигнал или нет?".

Ряд заданных ему вопросов показал, что он явно не помнит о данных ему стимулах. У него только было ощущение, что пришло время выйти из этого состояния. Многократное повторение опыта дало такие же результаты. И каждый раз у него возникало ощущение пустоты без времени, без пространства, спокойное ожидание "чего-то" неопределенного и возврата к обычному осознанию. Хаксли кратко охарактеризовал свои результаты "как полное отсутствие чего-либо на пути туда и на пути назад и бессмысленное ожидание чего-то такого, чего обычно ожидает человек в состоянии нирваны, так как больше делать нечего". Он подтвердил свое намерение более основательно изучить впоследствии это явление, которое оказалось столь полезным в его работе.

Дальнейшие эксперименты проводились после того, как Хаксли объяснил, что не может войти в состояние "глубокой рефлексии" с неопределенным пониманием того, что будет реагировать на любой "значительный стимул". Не сообщив ему о своих намерениях, я попросил его "прийти в себя" (мой собственный термин), когда он услышит, что я трижды стукну карандашом по креслу. Он быстро вошел в состояние "рефлексии", и немного погодя я несколько раз постучал по столу карандашом с различными интервалами. Я стукнул карандашом один раз, сделал паузу, потом стукнул два раза в быстром темпе, снова сделал паузу, стукнул карандашом один раз, снова пауза, в быстром темпе вновь постучал карандашом четыре раза,-снова пауза, и снова пять ударов карандашом в быстром темпе. Я опробовал различные варианты, но условного сигнала не подавал. Я даже со страшным шумом опрокинул кресло, пока раздавались четыре удара карандашом. Хаксли никак не реагировал, пока не были сделаны обусловленные три стука. Его пробуждение происходило медленно, но с почти немедленной реакцией на условный сигнал. Я задал Хаксли ряд вопросов относительно его субъективных ощущений. Он объяснил, что они были почти такими же, как и раньше, за одним исключением: несколько раз у него возникало смутное ощущение, будто "что-то происходит", но он не знал, что именно. Он не сознавал того, что делалось вокруг.