А в это же самое время, со стороны восточной стены, к южным воротам, шла толпа женщин, впереди которых, совершенно голая повещалка тащила соху, опахивая крепость пресловутой межеводной чертой. Тетки все как одна, по традиции, тоже были навеселе, употребив до и во-время обрядового действа. За повещалкой шли, имея при себе помела бабы, кто-то с дубиной, кто с серпом. Шли в одних рубахах на голое тело с распущенными волосами, производя при перемещении невероятную какофонию шумов, для устрашения виртуального чудища, и тоже горланя песни:
— Смерть, ты коровья смерть!
Выходи из нашего села, из закутья, из двора.
В нашем дворе ходит Велес святой
Со копьем, со свечой, со горящей золой…
Все было бы ничего, если б наши алконавты вовремя заметили бы баб, но так уж случилось, что обе компании увидели друг друга практически одновременно, несмотря на шум и песни, находясь на удалении друг от друга, в двух десятках метров. Это при полной-то луне!
— Е-мое! Андрюха, гля ведьмы! — Указал Сашка пальцем на совершающих хадж женщин.
В ответ, завопила повещалка:
— А-а-а! Коровья смерть!
— Ты кого обозвала, корова безрогая? — Обиделся Сашка.
— Бей их, бабоньки! — Заверещали из толпы.
— Саня, делаем ноги!
— Ага. Проснись, Леха, — Сашка, пинком разбудил лешего. — Бежим, если жить хочешь.
Хочу задать нескромный вопрос. Вы когда-нибудь бегали дистанцию в три километра с рекордом олимпийского чемпиона, да еще в нетрезвом виде? Можете не отвечать. И так, знаю, что нет! А это потому, что за вами никогда не гналась толпа разъяренных пьяных женщин с дубьем и серпами. Если бы гналась, я вам отвечаю, результаты у вас были бы весьма внушительные. Вот и наша троица, умело отрезанная от ворот озверевшими верующими, не раз получивши дубиной по хребтине, все же оторвалась от женского кворума. Совершенно протрезвев, затерялась в сугробах леса.
— Ну, я же предупреждал! — Отдышавшись, выдавил леший, шапку он где-то посеял при беге.
— Хреново предупреждал. Надо было качественно объяснить, чем пахнет. Ну размялись, теперь и домой пробираться можно.
— А выпивка как же?
— Все, Леха, выпивка завтра. Все равно Андрюха закусь выбросил, когда линяли, чтоб бежать было легче. А мы не алкаши, чтоб без закуси водку жрать.
— А если не проскочим? Ведь забьют как мамонта.
— Не дрейфь, Андрюха. Разведку, так запросто, за хобот не возьмешь.
— Ну, вы и отморозки, как ты, Саня, говорить любишь. Что б я еще с вами, ночью за зеленым вином пошел, да не в жизнь! — Пожаловался леший.
Им повезло. Ночное приключение закончилось в теремной комнате. Троица друзей, в три глотки храпела, угревшись на лавках, источая убойный запах водочного перегара.
Морозное утро встречало ярким солнцем и безветренной погодой. Рядом со священной дубравой на площадке для празднеств, народу собралось много, яблоку негде упасть. Монзырев окинул собравшихся взглядом.
«А народу-то с детворой не меньше трех тысяч присутствует, а то и поболее будет, — отметил про себя. — Где же волхв?».
На тропинке из дубравы показался Вестимир, одетый в овчинный кожух, волосы на голове перехвачены полотняной тесьмой, держал в руке зажженный факел. За ним следовал Осташ, в прошлом атаман разбойников, бубном отбивая такт ходьбы. Рядом Славка, приложив к губам свирель, наигрывал под бубен незатейливый напев. Троицу сопровождали еще восемь человек, в такт, довольно громко, напевно выкрикивая:
— Веле — Веле — Велесе го-о-ой!
Веле — Веле — Велесе го-о-ой!
Велесе есе го-о-ой!
Велесе есе го-о-ой!
Подойдя к Монзыреву, находившемуся в центре образованного людьми огромного круга вместе с боярином Воистом, Галиной и Мишкой, стоявшими за ними, Вестимир поклонился поясно на четыре стороны света, для людей, для богов. Поклонился боярам и получив ответный поклон, пошел посолонь вдоль приготовленного под кострище места, березовые и дубовые чурки в котором были сложены колодцем. Обойдя кострище, остановился. Все это время Осташ со Славкой сопровождали его. Отдав факел одному из служек, Вестимир снова пошел по кругу, подняв руки с открытыми ладонями к небу, громко произнес слова сакраментального обращения:
— Молихом, Велеса, отце наше,
Да потягне в неби комонощь вещати
Золоти колове вертище…
Тишина в округе стояла мертвая, все внемлили словам волхва, а тот, набирая силу в голосе, вещал:
— Велесе зимний, во шкуре сивой,
Со турьими рогами, с белой бородой,
Храни во поле, храни во боре, отведи горе,
А, да жди доли, во Ночи Года — оберег Роду!
Гой, Вещий Сиве! Пастырь зиме!
Велесу — слава! Гой!
Словно ледоход, прорвавший плотину, над площадью в синее небо, прямо к солнцу, устремился единый выкрик собравшихся:
— Слава! Гой! Слава! Гой! Слава! Гой!
Галина пошла по кругу людскому, беря горстью у шедшего рядом с ней Славки из короба зерно, бросала в стоящих стеной людей:
— Здравы будьте, люди добрые, от века до века, — приговаривала она, стараясь улыбнуться каждому.
— Тебе, боярыня, здоровья, мы любим тебя. Пусть Велес не обойдет близких твоих вниманием своим, — слышались пожелания в ответ.
Снова зазвучал ритм бубна, Вестимир подошел к Монзыреву, протянул факел.