Дожидаться рассвета придётся всё равно, почему бы не здесь? Он не желал никого видеть, даже встревоженную Гес. Ему ничего не поручили, он не понимал, зачем отец вообще его вызвал. Разве что — лишний раз напомнить, что он настолько же никчёмный, как старуха Ш-ш?
В глубине сада послышались тяжёлые шаги. Услужники передвигались бесшумно, так что это не мог быть один из них. Огастос не успел стереть с лица недовольную гримасу, и она досталась отцу, вывернувшему из-за ближайшего куста.
— Вижу, ты рад меня видеть, младший сын.
— Не меньше, чем ты — меня, — отважился на дерзость Огастос, ощущая пьянящий ужас падения в пропасть.
Отец присел на ту же скамью, буднично поддёрнув на коленях чёрные брюки из тонкой кожи водяного ящера. Вблизи его лицо, изрезанное глубокими морщинами, желтоватое, казалось усталым. Только тёмные глаза горели яростным огнём силы.
— Я никогда не уделял тебе достаточно внимания, Огги, и с этим ничего уже не поделаешь. Но мне не нравится то, как ты живешь. И это я могу исправить.
«О нет!» — простонал Огастос мысленно. Он ощутил себя костяной фигуркой из игры Тан, которую поудобнее перехватил за горло расчётливый игрок.
— Хороший образ, но неверный, Огги, — усмехнулся отец. — Не в этот раз. В этой игре ты мне не нужен, но можешь понадобиться в другой, а фигура ты, прямо скажу, неважнецкая. — Великий Маг вздохнул, словно и впрямь был обычным родителем, переживающим за недотёпу-сына, и продолжил: — Ты переезжаешь. Слышал, что тебе не нравится холод? Вот и славно. Поживешь на Западе, у Водопадов. Там и магия твоя в цене, кстати. Ничего нового: смотри, слушай. Думай. Вдруг и научишься чему…
— Но, отец! — Огастос запротестовал скорее от неожиданности, чем осознанно.
Пять минут назад он мечтал избавиться от скуки — мечта сбывалась самым неожиданным образом.
— Завтра вернешься за вещами, и — в путь. Местечко называется Прощальный Лог. Там устроишься. И не надо сообщать никому, что ты Фресс. Побудь кем-нибудь попроще.
Великий Маг ещё раз оглядел сына, слишком похожего на мать, какой она была когда-то, чтобы не причинять ему боль одним своим видом, и поднялся.
— Я позову, когда ты станешь нужен, сынок. Развлекайся.
Потерявший дар речи Огастос молча смотрел, как исчезает за деревьями прямая спина отца. Потом затихли и шаги.
«Водопады? — Он судорожно пытался припомнить всё, что знал об этом месте. — Переход?»
Появления услужника он не заметил и, только обнаружив на скамье поднос, догадался поднять глаза. Давешний мальчишка молча застыл рядом, пытаясь выровнять сбившееся дыхание.
— Свободен, исчезни.
Его желание мгновенно исполнилось: услужка беззвучно растворился в неосвещённой части сада. Оказывается, за прозрачной крышей сада уже совсем стемнело и яркие шары гори-огня остались только там, где он сидел.
Огастос сердито зашвырнул вьюки на широкий стол, занимавший чуть ли не половину его нового жилища. Пол скрипел под ногами, по углам бахромилась пылью паутина, единственное окно без занавески не мыли лет сто…
Его действительно встретили. Смурной мужичонка, поблёскивающий умными глазками из-под мохнатых бровей, представился Врошшем, облапил смазливую хозяйку постоялого двора, пошептался с ней — и был таков, уводя присмиревшего, под
Огастосу пришлось вытерпеть недвусмысленные прикосновения широких бёдер хозяйки в тесном коридорчике второго этажа, и это — не считая всех масляных взглядов, которые вызывали у него одно желание — немедленно помыться.
Прощальный Лог оказался грязным небольшим городишкой с хаотичным нагромождением разных по стилю, достатку хозяев и времени постройки домов. Улицы, презрев всякую логику, петляли и обрывались в самых неожиданных местах. Везде проглядывали нашлёпки сырого зелёного мха — верный признак того, что недалёкие Водопады щедро делились влагой с этими местами. Едва различимый, но неумолчный гул тоже не позволял забыть об их близости.
«Спасибо, отец!» — ядовито подумал Огастос, плюхаясь на широкую и крепкую на вид кровать. Деревянная рама протестующе заскрипела, но выдержала. Узорчатое покрывало, как и бельё, оказалось на удивление чистым.