Я не думала, что этим ответом нанесу вред Джейми. В воззваниях, которые мне довелось видеть, неоднократно отмечалось, что Джейми является сторонником Стюарта. То, что Джейми оказался в районе Фолкерка, возможно, представляло интерес для англичан, но едва ли могло повредить ему в дальнейшем.
«Они не могут повесить меня дважды», – не раз говорил Джейми. Однако достаточно и одного раза.
Я посмотрела в окно. Полчаса назад стемнело, сквозь снежную мглу кое-где пробивались яркие пятна – это ходили туда-сюда солдаты с фонарями в руках. Джейми должен быть где-то в Календар-хаусе, разыскивая окно, за которым я стою.
Но меня не покидала глупая уверенность, что он следует за мной, знает каким-то образом, куда я направляюсь, и ждет меня внизу на улице.
Я резко встала и подошла к окну. Улица была пуста, лишь продавец селедки сидел на табуретке с фонарем у ног, поджидая возможных покупателей. Конечно, это был не Джейми. Он не мог знать, где я. И никто в лагере Стюарта не знал этого; я была совершенно одна. В отчаянии я прижала руки к стеклу, не заботясь о том, что могу выдавить его.
– Миссис Бошан! Вам нехорошо? – прозвучал тревожный голос полковника у меня за спиной.
Я крепко сжала губы, чтобы они не дрожали, и сделала несколько глубоких вдохов, так что стекло запотело и улица скрылась в тумане. Внешне спокойная, я повернулась к полковнику.
– Со мной все в порядке, – сказала я. – Если у вас нет больше вопросов, я хотела бы уйти.
– Уйти? Мм… – Он с сомнением посмотрел на меня и решительно покачал головой. – На ночь вы останетесь здесь, – объявил он. – А утром я отправлю вас на юг.
Все сжалось у меня внутри.
– На юг? Какого черта? Что мне там делать? – выпалила я.
Его щетинистые брови удивленно поползли вверх, рот широко открылся. Но он тут же спохватился, закрыл его и приоткрыл ровно настолько, чтобы выдавить из себя следующие слова:
– У меня приказ отправлять туда все сведения, касающиеся шотландского преступника, известного под именем Рыжий Джейми Фрэзер, а также людей, имеющих к нему хоть какое-нибудь отношение.
– Я не имею к нему никакого отношения! – воскликнула я.
«Если не считать замужества», – подумала я про себя.
Полковник Кэмпбелл был непреклонен. Он повернулся к столу и порылся в пачке писем и депеш.
– А, вот оно. Вас будет сопровождать капитан Мейнуоринг. На рассвете он придет за вами.
Полковник позвонил в маленький серебряный колокольчик, дверь открылась, и появилась вопросительная физиономия его личного секретаря.
– Гарви, проводите даму в ее комнату. И заприте дверь. – Он повернулся ко мне и церемонно поклонился. – Думаю, мы больше не встретимся, миссис Бошан. Желаю вам хорошего отдыха и удачи в пути.
Вот и все.
Не знаю, с какой скоростью передвигается удача, но, вероятно, быстрее, чем капитан Мейнуоринг, который возглавлял отряд, сопровождающий повозки с провиантом до Ларнака. Доставив обозы и возчиков в целости и сохранности, он должен был с остатками своего отряда следовать дальше на юг с разными донесениями не первостепенной важности. По-видимому, я относилась именно к этой категории, потому что мы были в дороге уже больше недели, нашему путешествию не было видно конца.
Юг… «Может быть, Лондон?» – в тысячный раз спрашивала я себя. Капитан Мейнуоринг не говорил ни слова о конечном пункте назначения, и ничего другого я придумать не могла.
Подняв голову, я заметила, что на меня в упор смотрит драгун, сидевший по другую сторону костра. Я ответила ему таким же пристальным взглядом, он покраснел и уставился в свою миску. Я привыкла к этим взглядам, хотя большинство из них и не были столь дерзкими.
Это началось с самых первых дней – я сразу заметила скрытое смущение молодых идиотов, доставлявших меня в Ливингстон. Мне потребовалось очень мало времени, чтобы разгадать причину холодной сдержанности английских офицеров. Дело было вовсе не в подозрительности. Я вызывала у них ужас и презрение. И лишь жалость ко мне и официальная ответственность удерживали их от проявления этих чувств.
Я была освобождена из рук хищных шотландских мародеров. При этом я провела целую ночь в одном помещении с людьми, которые, по мнению всех благоразумных англичан, «не намного лучше диких животных, виновны в изнасилованиях, грабежах и других столь же ужасных преступлениях». Так что совершенно невероятно, чтобы молодая англичанка провела ночь в их компании и осталась невредимой.
Я с горечью думала: даже то, что Джейми нес меня на руках, укрепляло их изначальную версию – он и ему подобные обошлись со мной не лучшим образом. И благодаря подробному письму о моем освобождении из рук бандитов каждый, кому меня передавали – и, в свою очередь, каждый, с кем они общались, – знал об этом. Еще в Париже я хорошо поняла механизм распространения сплетен.
Капрал Роуботам, конечно, слышал все эти разговоры, но продолжал заботиться обо мне без той сомнительной жалости, которую я иногда с удивлением наблюдала на лицах других солдат. Будь у меня привычка читать перед сном молитвы, я бы обязательно упоминала в них его имя.