Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений

– Да. – Роджер бессознательно гладил глянцевую обложку, как будто читал по методу Брайля. – Он был осужден за измену и приговорен к отсечению головы. Это хороший конец. Все свидетели утверждают, что он принял смерть с большим достоинством.

В памяти Роджера всплыл исторический рассказ из Хогарта. Он воспроизвел его по памяти, стараясь как можно ближе придерживаться оригинала.

– Старого предводителя клана Фрэзер везли в Тауэр сквозь орущую и улюлюкающую толпу простолюдинов-англичан. Он оставался невозмутимым и безучастным к граду камней и всякой дряни, которыми осыпала его толпа; он даже не потерял чувства юмора. В ответ на выкрик одной старухи: «Скоро тебе отрубят голову, старый шотландский пес!» – он высунулся из окна своей повозки и весело прокричал: «Думаю, ты права, старая английская сука!»

Клэр засмеялась, но ее смех напоминал рыдание.

– Держу пари, он так и сказал, старый развратник!

– Когда его подвели к плахе, – осторожно продолжал Роджер, – он потребовал, чтобы как следует проверили лезвие топора. «Делай свою работу как надо, или я здорово рассержусь на тебя», – сказал он палачу.

Слезы, бегущие из-под закрытых век, сверкали, словно драгоценные камни, при свете огня в камине. Он сделал движение в ее сторону, но она почувствовала это и, не открывая глаз, покачала головой.

– Со мной все в порядке. Продолжайте.

– Вот вроде бы и все. Вы знаете, некоторые из них спаслись. Лохиель бежал во Францию.

Он постарался избежать упоминания об Арчибальде Камероне, брате предводителя клана. Доктор был повешен, лишен всех прав и обезглавлен в Тайберне; сердце его было вырвано и предано пламени.

Кажется, она не заметила этого пропуска.

Роджер быстро закончил перечисление, наблюдая за ней. Клэр не плакала, она просто сидела с поникшей головой, густые вьющиеся волосы скрывали выражение ее лица.

Он подождал немного, встал и крепко взял ее за руку.

– Пойдемте, – сказал он, – вам нужно подышать. Дождь перестал, давайте выйдем на улицу.

* * *

После душного кабинета свежий, прохладный воздух казался просто опьяняющим. Сильный ливень прекратился еще перед заходом солнца, и теперь, в подступавшем вечере, лишь звонкая капель с кустов и деревьев напоминала об отшумевшем дожде.

Выйдя из дома, я почувствовала огромное облегчение. Я так долго этого боялась, и вот теперь все позади. Даже если Бри никогда… Нет-нет, она поймет. Пусть на это потребуется время, но рано или поздно она признает истину. Должна признать. Каждое утро истина смотрит из зеркала ей в лицо. Она у нее в крови. Теперь, когда я все ей рассказала, я ощутила необычайную легкость – так, вероятно, чувствует себя душа, принесшая покаяние, которой сладка мысль о предстоящей епитимье.

Это похоже на роды, думала я. Короткое напряженное усилие, раздирающая боль, предчувствие бессонных ночей и изматывающих дней в будущем. Но сейчас благословенный покой, тихая эйфория наполняет душу, и нет места никаким дурным предчувствиям. Утихла даже вновь всколыхнувшаяся печаль о людях, которых я знала, смягченная звездным светом, сияющим в просветах расходящихся облаков.

Это был сырой вечер ранней весны, шины проезжающих по шоссе машин шуршали по мокрому асфальту. Мы молча спустились по склону за домом, поднялись на невысокий мшистый холм и спустились снова; оттуда неширокая тропинка вела к реке, через которую был переброшен темный железнодорожный мост. Тропинка заканчивалась у металлической лестницы, поднимающейся к мосту. Кто-то, вооруженный баллончиком белой краски, дерзко вывел на пролете моста: «Свободу Шотландии».

Несмотря на грустные воспоминания, я испытывала полную умиротворенность. Самая трудная часть позади. Теперь Бри знает, кто она есть. Я страстно надеялась, что в свое время она в это поверит – не только ради себя, но и ради меня. Более того, хотя я боялась признаться в этом даже самой себе, мне хотелось иметь кого-то, с кем я могла бы вспоминать Джейми, кого-то, с кем я могла бы говорить о нем.

Я чувствовала глубокую усталость, усталость души и тела. Но я снова выпрямила спину и заставила свое тело работать за гранью возможностей, как бывало уже не раз. Скоро – пообещала я своим ноющим суставам, уставшему разуму и разбитому сердцу. Скоро я смогу отдохнуть. Я сяду у огня в своей маленькой уютной спальне наедине со своими призраками. Я буду тихо скорбеть, пока усталость не осушит мои слезы, и тогда наконец я найду временное забвение во сне, в котором, может быть, еще раз увижу их всех живыми.

Но не сейчас. Прежде чем уснуть, мне предстояло сделать еще одно дело.

* * *

Некоторое время они шли молча. Тишину нарушали лишь отдаленный шум проходящего транспорта да плеск воды в реке. Роджеру не хотелось ни о чем говорить, и менее всего о вещах, которые она хотела забыть. Но шлюзы были открыты, и пути назад не было.