— И вы думаете, мудрые боги послали бы Дар этим темным дикарям, этим грешникам, не знающим заповедей?! Вряд ли! Даже подумать об этом — уже святотатство! Вот мое убеждение: Дар был послан нам, северянам, уроженцам славной земли Ориджин! И не случайно — ведь именно на нашу землю первую ступили Праматери, войдя в подлунный мир!
Возгласы одобрения стали ему ответом. Эрвин продолжал, размахивая кубком:
— Боги благословили нас даже дважды. Они прислали нам Дар, а затем извлекли его из ложа руками дикарей! Нам не придется тратить время и силы, обыскивая пещеру. Не придется рисковать жизнями, как тем несчастным, чьи кости белеют на дне. Все, что от нас требуется, — это пройти по следам дикарей и отыскать их селение! Мы превратим их в подданных его светлости герцога Десмонда и объявим Благословенное Заречье частью земли Ориджин. Мы возьмем у дикарей Предметы, добытые ими для нас, и с этим великим трофеем вернемся в Первую Зиму. Прежде, чем придет осень, мы прославим себя и древнюю землю Ориджин! Во имя Праматерей, во славу Светлой Агаты!
— Слава Первой Зиме! Долгих лет герцогу! — вскричали воины. От былого уныния не осталось и следа. — Слава роду Светлой Агаты! Ориджин! Ориджин!
Кубки мгновенно опустели и были наполнены вновь. Луис осторожно обратился к Эрвину:
— Не знаю, в праве ли я такое сказать… Прекрасная речь, милорд.
— Не в праве, — добродушно ответил Эрвин, — но благодарю. У нас, на Севере, несложно произносить речи: говорите почаще и погромче слова «древний», «слава», «Ориджин», «Агата» — и прослывете выдающимся оратором.
— Позвольте выпить с вами, моло… милорд, — придвинулся к ним Филипп Лоуферт. — Вы вселили надежду в мою душу. Теперь я совершенно согласен с вами: отобрать Дар у дикарей будет проще и безопасней, чем извлечь его из недр земли! То, что сперва показалось мне проклятием, на деле — благословение. Нас ждет большая слава!
Эрвин усмехнулся:
— Знаете, барон, я даже сам себе поверил.
Вскоре Филипп переключился на фантазии о своей будущей жизни в столице — среди роскоши, восторженных девиц и заслуженных почестей. Механик вяло поддакивал ему, Эрвин слушал невнимательно, увлекшись собственными мыслями. Опьяневшие и усталые, воины начали клониться ко сну и разбредаться по шатрам. Часовые первой вахты прохаживались по краям поляны. Солнце давно зашло, костер угасал.
Очень долго Эрвину не спалось.
Собственные слова запали ему в душу, и все сильнее хотелось понять: много ли правды было в его речи? Каковы шансы, что все обернется так, как он сказал? Удастся ли отыскать аборигенов и отбить у них святыню? А если удастся, то не будет ли святотатством такой поступок? В праве ли Эрвин считать, что именно ему предназначался Дар?..
От этих мыслей сон улетучился. Хотелось решать и действовать — как можно скорее. На рассвете поднять отряд и двинуться в погоню — вот что нужно! И если удастся отыскать следы, то лишь тогда браться за богословскую сторону вопроса. Пожалуй, если боги не предназначали Дар северянам, то просто не позволят им напасть на след дикарей!
До рассвета хорошо бы поспать, так что Эрвин оделся, натянул сапоги и выбрался из шатра. Насколько он знал свою противоречивую натуру, стоит ему отойти от постели на сотню шагов, как тут же потянет в сон. Для полноты эффекта он даже опоясался мечом.
У шатра Эрвин наткулся на Луиса.
— О, вам тоже не спится!
— Милорд, я… понимаете, я все бродил и думал…
— О чем?
— Позвольте, я покажу вам! Ложе — с ним что–то не так! — Давайте взглянем. Как раз хотел прогуляться.
Они прошли к провалу, никого не встретив по пути. Часовые охраняли подступы к лагерю, но не со стороны ложа — очевидно, что оттуда никто не явится. Луна светила на диво ярко: шатры, деревца, лошади, тропки рисовывались белесыми силуэтами. Ложе разливалось чернотою, как море.
— Посмотрите, милорд! — сказал Луис, когда они вышли на край пещеры. — Вон там, на дальней стороне — светится что–то!
Эрвин подступил к обрыву, всмотрелся. Луис придвинулся к нему, Эрвин оглянулся и осторожно отодвинул механика от края:
— Мы с вами, знаете ли, не самые ловкие люди в отряде… Не стоит рисковать.
Сам Эрвин сел, чтобы не стоять над обрывом. Глаза привыкли к черноте, и тут он увидел то, о чем говорил механик: очень тусклое, едва различимое голубое сияние, льющееся из какого–то грота на дальней стене пещеры.
— О!.. Поздравляю, Луис: вы нашли Предмет! — Да?.. — механик встрепенулся.
— Только не советую его брать в руки. Дикари тоже оставили его, что говорит об известной доле ума.
— Почему, милорд?
— Вы не знаете… Существуют Предметы, которые мерцают. Очень тускло — заметно только в кромешной тьме. По словам церковников, они — испытание для душ. Чья душа измарана грехами, тот погибнет, взяв в руки мерцающий Предмет.
— Правда, милорд?