Стрела, монета, искра

— Я веду речь, милорд, о товаре ценою в сорок одну тысячу золотых монет. Полагаю, его светлость заинтересует подобный товар.

— Ведь вы не имеете в виду ленное владение, — словно обращаясь к самому себе, произнес барон, — купцы не торгуют феодами.

— Вы правы, милорд. Мой товар — совсем иного свойства.

— Хьюго, не позволяй ему темнить! — заявила баронесса. — Проклятый мошенник хочет тебя надуть! Отправь торгаша на крест, плетка его научит…

— Помолчи, будь добра, — оборвал ее барон. — Если речь не о земле, то может быть лишь один товар подобной стоимости. Вы говорите о нем?

— Милостью богов, именно такой товар я и хочу предложить.

— Откуда взяли столь несуразную цену?

Хармон сглотнул. Насколько правдивы сведения графа Шейланда, и можно ли без риска огласить их?..

— Мой господин дал мне указание относительно цены. Моему господину известно, за какую сумму вы приобрели подобный товар.

Губы барона недобро искривились.

— Ваш господин слишком хорошо осведомлен. Назовите мне его имя.

— Милорд…

барон стукнул по столу.

— Спорить будете со своими дружками по базарному делу! Не со мной.

— Милорд, мой господин — один из тринадцати великих лордов–землеправителей. Он позволил мне раскрыть его имя лишь при случае, если сделка состоится.

— Землеправитель… — процедил Хьюго Деррил. — Пожалуй, я без труда смогу выжать из вас его имя, как и местоположение товара. Не так ли?

— Ваша правда, милорд. Я в вашей власти, и вы в силах отнять товар. Мой господин велел сообщить вам, как он поступит в случае такого происшествия.

— И как же, любопытно узнать?

— Придет вернуть имущество со всею своей мощью.

На языке вертелось продолжение: «…а также с войсками своей молодой жены». Это звучало более чем весомо, но и стало бы слишком явной указкой. Такие слова мигом разрушили бы инкогнито графа Виттора. К счастью, они не понадобились.

— Вы держитесь нагло, — сказал барон Деррил. — Готов поверить, что за вашей спиной действительно стоит Великий Дом. Вопрос: отчего сорок одна тысяча? Если ваш господин ведает так много, как хочет показать, то знает, что цена прежнего товара была ниже.

— На пять тысяч золотых ниже, милорд, — признал Хармон. — Но мой господин считает, что новый товар намного лучше прежнего. Он проявляет некоторые свойства… Не посмею назвать его говорящим, но он способен на некоторое чудесное взаимодействие с обладателем.

барон потер подбородок, дал себе время поразмыслить.

— Товар, разумеется, не при вас?

— Не при мне, милорд. Я могу доставить его в течение дня.

На сей раз это было правдой: Хармон, скрепя сердце, припрятал Предмет в Лабелинской гостинице, побоялся оказаться в цитадели феодала, неся святыню на груди. И, судя по всему, правильно сделал.

— Ждите моего письма. Я велю вам принести товар в назначенное место, где его сможет осмотреть герцог.

— Слушаюсь, милорд.

— Можете идти.

— благодарю вас, милорд.

Хармон встал с табурета, чувствуя, как задубела от напряжения спина. Направился к двери, вслед ему прозвучал голос баронессы:

— Видели голого конюшонка на столбе? Он подал моему лорду–мужу немытого жеребца. Смысл был кристально ясен.

— благодарю за предупреждение, миледи, — поклонился Хармон и, наконец–то, покинул комнату.

Глава 28

Искра

15 июня 1774 г. Фаунтерра

Квадратный мраморный постамент, опоясанный восемью ступенями, напоминал алтарь, большой императорский престол, вознесенный на вершину постамента, приковывал внимание, и стоило немалых усилий отвести от него взгляд. Ножки в виде тигриных лап и подлокотники, похожие на огромные птичьи перья, сияли красным золотом. Спинка напоминала цветок азалии, каждый лепесток имел прозрачные вставки из лазурита и горного хрусталя. Расположенные позади трона фонари подсвечивали его так, что спинка сияла всеми оттенками синего — от нежно–голубого до глубоко лазурного.

Император Адриан отнюдь не был щуплым мужчиной, а парадное облачение — камзол с массивными золочеными наплечниками, выпуклые рубиновые пластины на груди, высокая корона — придавали ему вид гиганта. И все же, он был недостаточно велик, чтобы комфортно расположиться на троне: по своим размерам трон подошел бы лишь подлинному исполину. Мира подумала, что в этом, наверняка, содержался смысл: сколь бы ни был могуществен император, бремя власти все равно не будет ему вполне по плечу. Лишь бог или Праотец может чувствовать себя комфортно на троне правителя мира, но не человек.