Стреляй, я уже мертв

— Я не знаю, что мог бы сделать для вас, — честно признался Самуэль. — Но сама Мари просила меня о вас заботиться. Как вам известно, этот дом и мастерская принадлежат мне, однако мне бы хотелось, чтобы вы по-прежнему оставались здесь. Что же касается мастерской... Есть у меня одна идея, вот только не знаю, подойдет ли это тебе, Ирина. В любом случае, я советую тебе подумать. Дело в том, что я не собираюсь заниматься ни скорняжным, ни швейным делом и, насколько мне известно, ты тоже не имеешь к этому склонности. Но я знаю, что ты стала хорошим флористом. Так вот, я подумал: что если тебе переоборудовать мастерскую в цветочный магазин и открыть собственное дело? Зачем тебе работать в чьем-то чужом магазине, если ты можешь открыть собственный? Подумай об этом, Ирина.

Но Ирине вовсе не надо было ни о чем думать. Услышав эти слова, она вскочила со стула и бросилась обнимать Самуэля.

— Я в самом деле могу открыть цветочный магазин? О Боже, о таком я даже мечтать не могла! Свое собственное дело! Конечно, я буду тебе выплачивать арендную плату за помещение; теперь мне это вполне по средствам, благодаря тем деньгам, которые мне завещала Мари.

— Нет-нет, никакой арендной платы. Я вовсе не нуждаюсь в деньгах. С теми деньгами, что я получил от своего деда, и с теми, что оставила мне Мари, я чувствую себя почти богачом. Полагаю, что при разумном их использовании я смогу безбедно прожить по меньшей мере несколько лет. Что же касается тебя, Михаил, то ты знаешь, чего для тебя хотела Мари. Она всегда считала, что ты станешь лучшим в мире музыкантом. Ради уважения к ее памяти ты должен продолжать заниматься с месье Бонне. Это не говоря уже о тех деньгах, которые она тебе завещала. Я сделаю все возможное, чтобы ты стал настоящим музыкантом, каким хотели бы тебя видеть Мари и твой отец. Ты не можешь впустую растратить свой талант.

— Как вы можете рассуждать о таких вещах, когда Мари больше нет? — сердито выкрикнул Михаил. — Вы уже вовсю строите планы на будущее, и вам уже нет дела, что ее больше нет с нами...

— Прекрати вести себя, как ребенок! — одернул его Самуэль. — Тебе уже четырнадцать лет, и тебе пора думать о будущем. Или ты считаешь, что Мари понравилось бы, что ты плачешь целыми днями, отказываешься от еды, забросил игру на скрипке? Умереть очень легко, намного труднее продолжать жить, и самое лучшее, что ты можешь сделать для Мари — это жить, жить такой жизнью, какой она бы для тебя хотела. Стать таким, каким она мечтала тебя видеть. Я знаю, что ты чувствуешь себя не в своей тарелке оттого, что я поселился в этом доме, но тебе придется к этому привыкнуть, потому что я все равно останусь здесь, и мне бы не хотелось, чтобы ты продолжал дуться и отказывался со мной разговаривать. Я не допущу, чтобы мечты Мари потерпели крах из-за твоей глупости и упрямства.

Со слезами на глазах Михаил выбежал из гостиной; Ирина ухватила Самуэля за рукав, чтобы тот не бросился за ним следом.

— Оставь его, он должен побыть один и обдумать все то, что ты ему сказал. Скоро он опомнится; он хороший мальчик, и любит тебя, но он боится, что ты снова уедешь и его бросишь.

— Я не собираюсь никуда уезжать, Ирина, по крайней мере, в ближайшее время. Но я должен подумать о своей дальнейшей жизни.

Самуэль подумал, что если бы здесь вдруг оказались Яков, Кася и их дочка Марина, а вместе с ними — Ариэль и Луи, ему не было бы необходимости тянуть дальше эту безрадостную жизнь с Ириной и Михаилом, которые без Мари становились все более и более чужими. Но он обещал Мари, что попытается начать в Париже новую жизнь и наберется наконец смелости сделать предложение Ирине. Но если первое не вызывало у него никакого протеста, и он готов был свернуть горы, чтобы найти свое место в новой жизни, то при мысли о том, чтобы сделать Ирине предложение, у него подкашивались колени и кружилась голова. Он уговаривал себя, что ему нужно время, чтобы собраться с духом, но в глубине души понимал, что сам себя обманывает.

Ему не составило труда найти средства к существованию — помимо тех денег, что достались ему от деда и Мари. Тот же Бенедикт Перец нашел для него работу у месье Шевалье, знаменитого фармацевта, который был еще и профессором Парижского университета. Самуэль стал его помощником и одновременно начал посещать его занятия в университете, где, закрывшись в лаборатории, они разрабатывали такие лекарства, о которых никто и никогда не слышал.

Самуэль и сам не заметил, как прожил несколько лет этой странной жизнью в одном доме с женщиной, которую любил, но которой так и не решился сказать об этом ни единого слова. Ирина, как и собиралась, превратила меховое ателье в цветочный магазин, где теперь проводила время с утра до вечера, не замечая ничего вокруг. Михаил тем временем превратился из ребенка-вундеркинда в знаменитого музыканта.