– Подойдет. – Антон Павлович раскрыл пискнувший ноутбук и защелкал по клавишам. Пальцы его летали, выдавая уверенное знакомство с заморской техникой.
– Еще динозаврикова дорога.
– Что с дорогой?
– Если идти по ней ночью, то можно встретить призрачный силуэт мальчика. Призрак бежит навстречу, махает руками и чего-то кричит. Чего – непонятно. Исчезает он ровно в тот момент, когда пора менять штаны. Исчезает, а по лицу ровно холодным ветром мазнет. Ступор такой нападает, жуть! Причем ступор чужой, наведенный.
– Может, полные штаны вниз тянут, двинуться не дают? – Голос Антона Павловича полнился скепсисом.
– Я вам рассказываю, а вы смеетесь, – обиделся Петя. – Сами же просили!
– Охохонюшки, грехи наши тяжкие, – совсем по-деревенски вздохнул шеф Специального отдела. – Сам хоть видел?
– Сам не сам, но люди рассказывали.
– Понятно. Еще?
– Есть поляна повешенников. Три случая самоубийства за сто лет!
– М‐да. Наверное, там сук удобный.
– Опять смеетесь, – уличил его Петя.
– Я не смеюсь, просто это как-то… – Антон Павлович повертел в воздухе пальцами, – мелко.
– Тогда все.
– Может, еще повспоминаешь?
– Ну… Дорога, где я того шерстистого кобчика повстречал.
– Проверим.
– Слушай, как все? А старый погост, а церковь? – Арменыч подкрался незаметно.
– Знает он про них, – махнул рукой Петя.
Арменыч задумался, потом неуверенно спросил:
– Рассказы про то, как ведьма вылетела в трубу, а черт поутру превратился в шар, который с воем растаял в воздухе, вас не интересуют? Так же как и гуляющий возле кладбища человек, не оставляющий следов?
– Это все деревенский фольклор. Не то, не то…
– Тогда давайте начнем с церкви. Хорошая церковь: кирпичная, страшная, с целым хвостом слухов и страшилок. А?
– Уболтали, – устало выдохнул Антон Павлович, захлопывая свою плоскую машинку. Выглядел он странно довольным. – Начнем с церкви. Но память все равно напрягайте.
– Когда отправляемся? – осведомился Арменыч. Его карие глаза мерцали, словно у кота в предвкушении славного обеда.
– Сейчас.
Глава четырнадцатая
До церкви ехали недалеко, зато с шиком – колонна машин растянулась на добрые полкилометра. Пыль и пара гавкающих дворняг составляли ее свиту. Она, эта свита, могла показаться скромной только для посторонних. И то только до тех пор, пока они не попадали в ее орбиту. Тогда кашель вкупе с желанием заткнуть уши быстро внушали к подобной свите почтение. Людское же население деревни изнывало от любопытства: оно скапливалось за окнами, тянуло шею из дверей и занималось будничными делами у самой калитки. Любопытство это было каким-то душно-концентрированным. Петя ощущал его физически, настолько густо людское любопытство висело в воздухе.
Парню даже чудилось, что оно протуберанцем тянется за пылящей автоколонной, желая узнать, куда, ну куда же отправилась такая прорва машин. «Хрен я вам скажу, соседи дорогие!» – подумалось Пете. В комфортабельном салоне джипа за тонированными стеклами мысль казалась очень приятной. Он улыбнулся и тут же нахмурился. Детский сад, штаны на лямках. Его везут черт знает куда, а он туда же – лыбится, как параша. Серьезнее надо быть, серьезнее. Антон Павлович, сосредоточенно крутивший баранку, эту нахмуренность уловил, но понял ее неправильно:
– О брате беспокоишься? Зря. Все с ним будет в порядке. И с ним, и с матушкой твоей. – Помолчал, повторил: – Не надо беспокоиться.
– А я чего? Я и не беспокоюсь, – буркнул Петя.
Через десять минут сбоку замелькало коричневое пятно церкви. Поворот, грузный скачок машины на колдобине…
– Прибыли, – сообщил Антон Павлович, выключая мотор.
– Вижу.
С непривычки Петя едва не навернулся с порожка машины, однако выправился и сошел солидно, уверенно. Впереди расстилалась лужайка с холмиками. При свете дня они желтились жухлой травой и выглядели безобидно. В синем-синем небе не проплывало ни облачка. Припекало солнце. Зной был уже совсем слабенький, осенний, но цикадам его хватало. Они заливались звонко, как будто звали лето задержаться еще на месяцок. Покойники и всякие таинственные, не совсем чистые силы выглядели в подобном окружении полной глупостью.
Вспомнив, что творилось последние дни, Петя поежился. Его доверие к чудному деньку как-то сразу исчезло.
– Если совсем страшно, оставайся, – щедро предложил Антон Павлович.
– Еще чего! С вами пойду, – угрюмо проворчал парень. Кагэбэшная манера Антона Павловича все знать начала его раздражать. – Можно подумать, не с нашим Вышелесом беда творится.
– Вот ты сознательным стал, – удивился Арменыч, подходя к ним и чиркая спичкой в попытках зажечь мятую сигарету. Спичка зажигаться отказалась, пустив на прощанье вонючую струйку дыма. Вторая и третья повели себя аналогичным образом.
– Станешь тут сознательным. Непонятно, то ли съедят нас всех, то ли благ разных накидают. Да и с братом фигня какая-то. Может, он мне и не брат, а тварь болотная. Как тут узнаешь?