В промежутках между чтением отчетов Петя пытался восстановить заглохшие способности. Безрезультатно. Антон Павлович объяснял, что, скорее всего, причиной тому стала сила спонтанного выброса и последующее истощение. Нужно было подождать, отдохнуть… (Приказ Антон Павлович отдал категорическим тоном. А приказы, насколько Петя понял, в этом заведении не обсуждались.) И только потом, медленно и осторожно, пробовать вернуть утраченное. Причем только малую часть, учитывая неумение управлять оными способностями вкупе со слабостью человеческого тела. Сначала Петя так и поступил – ждал и отдыхал, отдыхал и ждал, но потом ждать и отдыхать надоело. Да и слишком скучал по тому яркому миру, который однажды ему открылся. Он пробовал вновь и вновь, но сигарета не зажигалась от взгляда, а ручка отказывалась парить в воздухе. Помог случай. Ярким утром он решил покурить на крыльце своего дома. Открыл дверь… И едва успел прикрыться рукой – прямо в лоб ему летел снежок. Ожидаемого удара не последовало, вместо него раздался обиженный вопль:
– Так нечестно!
Убрав руку, он увидел, как брат Митька потирает покрасневший лоб.
– Совсем офигел? – поинтересовался Петя.
С некогда старшим братом он обращался без всякого пиетета. Мог и подзатыльник отвесить в воспитательных целях. Про себя он никак не мог привыкнуть, что Митька, тот самый Митька, некогда казавшийся взрослым и даже стариком, был теперь для него совершеннейшим сопляком. А иногда ему приходило в голову, что вернувшийся с того света парень заново пробует жизнь на вкус.
– Я же в шутку!
– Хороша шутка! А если б глаз выбил? Восемнадцать лет, а ума нет.
– Ты тоже хорош, – пробурчал парень. – Вон как мне в лобешник заехал! Теперь шишка будет.
– Не будет, не ври, – отмахнулся Петя и спохватился: – Кстати, как это я так ухитрился?
– Не знаю, прикрылся рукой, а потом снежок ка-а-к полетит обратно! И прямо мне в лобешник. – Митька снова потер пострадавшее место. – Наверное, кистью отбил. В общем, тебе видней.
– Ну да, кистью, – согласился Петя. – Хватит фигней маяться, иди уроки учи. – Митька в поте лица готовился к поступлению в текстильный техникум города Орехово-Зуево. Документов, правда, у него пока не было, но Петя обещал поговорить с Антоном Павловичем.
Про себя он отлично знал, что никакой кистью он ничего не отбивал. Просто внутри вспыхнула знакомая слепящая судорога.
Петя осторожно огляделся. Мир не изменился. Он был прекрасен, каковым и полагается быть миру в погожий зимний денек, но попытки вобрать в себя Петю не делал.
– Показалось, – решил парень и достал из кармана пачку «Золотой Явы». Выбив из нее сигарету, он еще пошарил в кармане… в другом… Спичек не было.
– Эх, – вздохнул он и повернулся было к двери, чтобы пойти за спичками, забытыми на столе.
«А почему бы нет?»
Петя взглянул на кончик сигареты, желая, чтобы она зажглась. И сигарета подчинилась! Сначала словно нехотя пошел дымок, закоричневел край бумаги, а потом появился полноценный уголек. Дальнейшие свои действия, кроме как прилипчивой Митькиной дурью, Петя потом объяснить не мог. Забыв про сигарету в руке, которая так и продолжала тлеть, он влетел на кухню и с криком «мама, смотри, как я могу!» уставился на микроволновку.
Треснуло, грохнуло, и купленная полгода назад печь окуталась клубами черного дыма.
Мать, собиравшаяся что-то спросить, сначала замерла, открыв рот, а потом, схватив полотенце, от всей души перетянула сынка по спине.
– Хулиган!
Петя медлить, а тем более оправдываться не стал. Увернувшись от следующего удара, он рыбкой сиганул в сени и дальше службами на задний двор. По опыту он знал, что мать отходчива, но под горячую руку ей лучше не попадать. Так и получилось. Спустя пусть не пятнадцать, а двадцать минут из низенькой двери, ведущей на задний двор, выглянул ухмыляющийся брательник. Поозирался и громко произнес в пространство:
– Эй, экстрасенс недоделанный, выходи, можно.
– Точно? – опасливо выглянул Петя из курятника.
– Ага. Только ты на всякий случай еще полчасика где-нибудь погуляй.
– Надо бы дров нарубить, – вспомнил Петя. – Пойду займусь.
Митька только захихикал.
Петя рубил дрова. Мало-помалу стало жарко. Телогрейка полетела на крыльцо, на нее тут же улегся Марс. Вальяжно развалившись, он некоторое время наблюдал за хозяином, а потом его заинтересовала блоха в хвосте, и он принялся добывать ее со смачным хлюпаньем.
Парень так увлекся, что не услышал стука в калитку. Зато услышал Марс. Он насторожил уши и зарычал. Негромко – скорее, для порядку.
– Что, Марсик? – разогнулся парень. – Чего ругаешься?
– Р‐р-р, – сказал пес, продолжая пялиться на калитку.
– А‐а-а, – понимающе протянул его хозяин, хотя стука за звонким хлопаньем полешек не слышал. – Входите, не заперто!
– Здравствуйте! – Во двор вошел Антон Павлович собственной персоной.
– И вам не хворать. В дом проходите. Я сейчас.
– Да нет, – отмахнулся Антон Павлович. – Я ненадолго.
Он огляделся, высматривая местечко, чтобы присесть. Ему понравилась ступенька рядом с Марсом, куда он и приземлился, предварительно сметя нападавший снег.