Стрижи

Эссен, 19 марта 2019 года

Дорогой дядя Тони,

мама рассказала мне, с какой щедростью ты помог нам, и я хочу поблагодарить тебя. Она ругает меня за то, что я не написала тебе раньше, но дело в том, что я была страшно загружена кучей всяких исследований, необходимых перед началом протонной терапии. Мне сказали, что это не больно, и я сразу успокоилась, потому что, если честно, немного боялась. Города я почти не видела. Да и ладно. Мы ведь не в качестве туристов сюда приехали. Я убедилась, что моего английского хватает для общения со здешними людьми. А вот английский бедной мамы оставляет желать лучшего. Если говорить о моей болезни, то какое-то время назад я потеряла всякую надежду, но, попав в эту современную клинику, где работают невероятно любезные врачи, увидела впереди маленький лучик света, и он меня поддерживает. Спасибо, дядя, за то, что ты помог этому лучику вспыхнуть. Обнимаю

Хулия

27.

В те среды, что предшествовали новому появлению Агеды в моей жизни, я, собираясь идти на рынок, не слишком заботился о своем внешнем виде. Это, конечно, не значило, будто я выходил из дому оборванец оборванцем, как выражалась Амалия. Но единственное, что меня заботило в смысле одежды, это чтобы на ней не было дырок и больших пятен. Иногда ради экономии времени я надевал верхнюю одежду прямо на то, в чем ходил дома. И уж конечно, и не подумал бы специально чистить зубы или брызгать на себя одеколоном ради получаса, плюс-минус несколько минут, которые я тратил на поход за покупками.

Теперь я слежу за собой чуть-чуть больше – из чувства собственного достоинства и немного из самолюбия, но не потому, что Агеда вызывает у меня хоть каплю эротического интереса. Доведись мне выбирать, я скорее совокупился бы с дорожным знаком, чем с ней. Да, согласен, фраза звучит довольно грубо, а эта хорошая женщина вполне заслуживает, чтобы я относился к ней с уважением. Однако даже целые горы уважения не смогут заслонить очевидное: она начисто лишена физической привлекательности. И ничего тут не поделаешь. В ее присутствии я буду вести себя вежливо, но эти личные записки не потерпят никакой фальши.

Здесь я говорю только голую правду.

Сегодня Агеда рассказала, что в воскресенье вымыла своего Тони тем шампунем, который я ей порекомендовал. Пес был на седьмом небе от счастья! По ее словам, он все время пытался поймать струю воды зубами. И собачий восторг дошел до того, что под конец Агеде пришлось силой вытаскивать его из ванны. Когда она вытерла пса, его шерсть стала такой мягкой, что ее хотелось без конца гладить.

– Ты даже представить себе не можешь, какая черная вода после него осталась.

– Может, он просто линяет?

Но тут случилась беда. Тони немного старше Пепы, и он страдает сердечной недостаточностью средней степени тяжести, из-за чего уже какое-то время должен принимать специальные препараты. Так вот, вчера вечером у него случился приступ кашля и рвоты. Из предосторожности утром Агеда погуляла с ним совсем недолго, а днем и вовсе выводить не стала. Ему нельзя утомляться. Она смотрит мне прямо в глаза, словно хвалясь своей выдержкой, и добавляет:

– Боюсь, Тони долго не протянет.

Такой разговор вряд ли мне приятен. Агеда, кажется, почувствовала это и сменила тему. Рука у нее все еще забинтована. Она задирает рукав плаща, который, если и не принадлежал раньше лейтенанту Коломбо, похож на него как брат-близнец, отклеивает пластырь и приподнимает край бинта. Мне не остается ничего другого, как бросить взгляд на красные следы от швов. Я не знаю, что ей сказать. И чтобы не молчать, спрашиваю, не болит ли рана.

– Уже нет.